Чтобы «установить деловое, практическое, гибкое управление» сельскохозяйственным производством и «искоренить до конца канцелярские методы» руководства, было решено перестроить управление всей отраслью. На местах ликвидировались сельскохозяйственные отделы районных исполкомов, а вместо них создавались межрайонные территориальные колхозно-совхозные (или совхозно-колхозные) производственные управления. Однако это новшество лишало главной сферы деятельности райкомы партии. Отныне им было рекомендовано сосредоточиться на непосредственной работе с людьми. А так как без руководящей и направляющей роли партии обойтись было нельзя, то в новых органах устанавливалась должность парторгов обкомов и крайкомов с группой инструкторов. Деятельность этих органов должны были координировать областные, краевые и республиканские комитеты по сельскому хозяйству, возглавляемые первыми секретарями региональных райкомов. Союзный комитет должен был состоять из министров заготовок, сельского хозяйства, председателя объединения «Сельхозтехника», заведующего сельхозотделом ЦК и руководителя отдела сельского хозяйства Госплана, а возглавить — один из заместителей председателя Совета министров.
Присутствовавший первые два дня на пленуме А.Т. Твардовский дипломатично записывал в своей рабочей тетради, что «впечатления… не таковы, чтобы справиться с ними единовременной, разовой записью», оговорившись, что «они смыкаются и с тем, что думано и передумано до, и с тем, от чего не уйти после». Не счел нужным поделиться своими впечатлениями с дневником и первый секретарь Киевского обкома КПУ П.Е. Шелест. Обычно тщательно фиксировавший все свои визиты на пленумы и сессии в Москву, он на сей раз ни словом об этом не обмолвился.
То, что сугубо административными преобразованиями и запретами аграрная проблема решена быть не может, сознавали многие. Тот же Твардовский три недели спустя был свидетелем разговора на «завалинке» в главном фойе элитного санатория «Барвиха» с неизвестными ему руководящими лицами, суть которого он изложил так: «Повысить закупочные цены уже нельзя, — если они будут выше розничных, то можно было бы с выгодой покупать все в магазинах и продавать государству же. Себестоимость продуктов животноводства еще очень велика. Хрущев будто бы советовался: может быть, повысить розничные цены? Нет, говорят, нельзя, нам, мол, скажут: какой же это коммунизм. И т.д. Все всё понимают, но кивают друг на друга: скажи — ты, скажи — ты. В подмосковном совхозе — намечены к вспашке клеверища по второму году — самая трава! — Что же ты делаешь? А не сделай я этого?».
Хрущев тем не менее решился повысить закупочные и розничные цены на молоко и мясо. Об отрицательных социальных последствиях этого мы уже говорили в предыдущем параграфе. Положительный же эффект, если и сказался, то много позже. А пока дела в сельском хозяйстве продолжали оставаться неважными. В 1962 г. рассчитывали заготовить 4 млрд. пудов хлеба, а удалось собрать в закрома государства только 3 млрд. 450 млн. пудов. Казахстан продал лишь 500 млн. пудов вместо 900 по плану. Недобрала товарного зерна Украина.
10 сентября 1962 г. Хрущев обратился в Президиум ЦК с очередной запиской, в которой сообщал, что много думал над совершенствованием структуры аппарата и в результате пришел к выводу о необходимости разграничить партийное руководство промышленностью и сельским хозяйством, разделив обкомы КПСС на промышленные и сельскохозяйственные. Эти предложения были одобрены в ноябре 1962 г. пленумом ЦК КПСС. Серьезного обсуждения не было. Как и на предыдущих пленумах, все выступавшие хвалили «замечательный доклад» Хрущева и конкретизировали план очередной перестройки применительно к своим регионам. Так, первый заместитель председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР Г.И. Воронов, отмечая «исключительную важность» постановки поднятого «по инициативе Никиты Сергеевича Хрущева» вопроса, говорил:
— Вся партия, весь советский народ рассматривают это как своевременный, мудрый и дальновидный шаг.
А тут еще неурожай из-за засухи летом 1963 г. Из продажи исчез белый хлеб, пропала манная крупа и вермишель. В Киеве распространились панические слухи, что будут введены карточки на хлеб и сильно урежут фонды на продажу населению крупы, сахара, мыла, соли. В Николаеве так и произошло: дневной расход хлеба там составлял 150 тонн, а стали получать только 102 тонны. Грузчики в порту отказались грузить муку на корабли, отправлявшиеся на Кубу, и на погрузку были брошены воинские подразделения. «Чтобы избежать открытых выступлений и просто забастовок или еще худших явлений», первый секретарь ЦК КП Украины П.Е. Шелест «на свой страх и риск» дал указание заместителю председателя республиканского правительства увеличить фонды на хлеб для Николаева. Даже в Москве ввели своеобразную форму нормирования продуктов в виде «заказов» по месту работы.
Люди в очередях не стеснялись высказывать свое мнение о происходящем. В одном из писем, полученных А. Твардовским по поводу его поэмы «Теркин на том свете», его спрашивали: «Вы говорите “пушки к бою идут задом”, не пора ли их повернуть?».
Продовольственные трудности 1963 г. не коснулись лишь 32,5% опрошенных в 1998 г. и 24% опрошенных в 1999 г.
«У нас этого не было, прошло стороной», — говорил колхозник В.Д. Жаров из деревни Марково в Лотошинском районе. «Никто не ощутил», — убеждена управляющая совхозным отделением в деревне Стрешневы Горы в том же районе П.А. Барабошина. «Мы жили в деревне», — так и объясняла колхозная доярка из Смоленской области А.Ф. Тихонова. В колхозной семье Спиридоновых (село Старое Съяново в Подольском районе) хватало более или менее продуктов, получаемых на трудодни, выручали свои куры: яйца были самой желанной пищей для семерых детей. «Тот не крестьянин, который не имеет запас хлеба», — объясняла доярка М.С. Прилепо из деревни Струменка в Суражском районе Брянской области. Жили с собственного хозяйства, поясняла А.А. Гаранина из деревни Дерюзино (колхоз «Заря») около Загорска: «Покупали лишь сахар, соль, спички». «У нас была натуроплата, все свое, продукты с участка, молоко, мясо, хлеб свой пекли», — вспоминал В.Т. Гришаев, совхозный ветеринар из села Николаевка в Косторненском районе Курской области. «Все было свое» у колхозника И.Н. Лопатникова из села Ведянцы в Ичалковском районе Мордовии. «Жили за счет подсобного хозяйства», — вспоминает П. И, Кондратьева, работавшая тогда учительницей в Новгородской области.
«У нас было свое хозяйство», — отмечала ткачиха З. С. Жирнова, работавшая и жившая в селе Ашитково Воскресенского района Московской области. «Хлеб был свой» у домохозяйки Л.М. Конновой из села Малая Грибановка в Житомирской области. «Все лето работали в огороде и в саду, все было свое, даже пшеница», — вспоминала М.И. Пскова из Щелково-3.
«Шахтерские районы снабжались хорошо», — сообщал М.М. Гу-рен, инженер комбината «Тулауголь» в Новомосковске. «Пайки выдавали на шахте», — подтверждает Г.В. Кирич из Донбасса.
«ВПК это не касалось», — утверждали телефонистка и слесарь завода взрывчатых веществ № 11 в Краснозаводске М.В. и М.Ф. Шлыковы. Почти не коснулось А.П. Безменовой, рабочей Красногорского оптико-механического завода: «Завод-то был сильный, нам давали хлеб регулярно». Но и она помнит, что в городе некоторое время были очереди за хлебом. «На моей семье никак не отразилось», — вспоминала Л.Л. Тулупова, технический контролер Казанского авиационного завода. Не помнит о таких трудностях Е.А. Малиновская, начальник планового отдела на опытном заводе организации п/я 3713 в Москве: «На заводе спецпайки, да и муж хорошо получал». «Я неплохо получала, да и дочь помогала», — говорила технический контролер ЦИАМа в Москве А.Г. Митина. «У меня не было проблем с продовольствием, но окружающие беспокоились», — признавал инженер предприятия п/я 1323 в Москве Э.А. Шкуричев.
