— Кто Вам сказал, что не возник? Пусть и на латентном, неосознанном уровне. Короче, папы сперва не было физически, потом (до конца жизни) эмоционально. И наконец (опять же, до конца жизни) — идейно. Так что, красавец еврей (в отличие от щуплого и по сравнению с ним невзрачного ВСВ) оказался просто типичным советским жлобом. Еще и хищным до вещей и денег мещанином в придачу.
Кстати, музейные экскурсоводы занижают вдвое еврейскость ВСВ. Папа его — еврей по полной: якобы русское ИО его мамы…
— Нина Максимовна?
— Вот-вот! — переделка с еврейского (не упомню какого точно ИО). Такие дела (с) (Курт)
— Соня, милая, остановитесь, пока не поздно — мне это в текст и в контекст вставлять! Хотя нечто на любимую тему русского народа про еврейство — весьма кстати. Я и не подозревал. Муж всегда узнает последним. Если узнает. На меня эти «еврейские» новости сыпятся как из рога изобилия: то у Мастроянни мама из Одессы, то мама Адама Мицкевича из выкрестов, а то все репинские бурлаки — на подбор: лайбовники, лалы. А теперь вот Высоцкий… Если даже так — хорошо бы все-таки проверить — что из того? Как отразились эти гены на искусстве Высоцкого? Имеет ли это хоть какое значение в его артистической и поэтической биографии? И относительно разнесчастного детства нашей суперзвезды позвольте усомниться. На послевоенном фоне у Высоцкого было счастливое советское детство.
— Уточняю: не беспризорщина, а именно БЕЗОТЦОВЩИНА. Да, при живом отце. Имхо ключ к характеру, поведению, деструктивности и самоуничтожению. Сублимированный эдипов комплекс: обращен на самого себя.
— С Высоцким закончили. А кто «другие»?
— Окуджава, само собой…
— ?
— Тарковский, да?
— Оба. Отец и сын. В конфликте О и Д.
— Учение — не свой брат /лат. «non penis canis est»/.
— По-русски звучит двусмысленно. Но по латыни тоже, кажется, ругательство: Lingua latina non penis canis est. Латинский язык не пенис собачий, да? Еще!
— Эврика! Ваша Юнна…
— Давно уже не моя. И слава богу! Слуцкий меня пытал: «Неужели вы спите с Юнной?» И не дав мне ответить: «Дружбы с ней тоже не понимаю».
— Вы спали с Юнной Мориц?
— Академический вопрос. Как и вопрос о том, чем заняты ночью Софья Фамусова и Молчалин, имя запамятовал. Как и то, чем с Вами сейчас заняты мы.
И уйдя от вопроса, дабы заинтриговать — нет, не Соню, а читателя! — перечисляю остальных героев и антигероев моей книги «Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых».
— Шукшин, Эфрос, Слуцкий, Володин, Вампилов, Рейн, Таня Бек, младшая шестидесятница из Розового гетто. О любом из них? Да хоть обо мне. Главный герой всех моих книг — Владимир Соловьев. Потому следующая так и называется «Быть Владимиром Соловьевым».
— О Вас — с превеликим удовольствием. И знаете — почему? Нет, не потому, что Вы самый-самый из них…
— Прочту утром, чтобы не отвлекаться от архитектуры нашего разговора — чистая готика получается. Кафедрал! Достроят потомки, если не согласитесь на удочерение.
На утро получаю крылатого коня среди облаков (аватар) с надписью: Sof a Nepomnyaschaya to Vladimir Solovyov
Летайте Пегасом, Владимир!
Надежно. Выгодно. Удобно.
Что я и делаю с тех пор, как себя помню. Маршрут, правда, выбираю не я, а расчудесный этот коняга, крылышкуя метафизическое пространство, и под его копытом оно превращается в субстрат времени, которое я пересекаю в разных направлениях с читателем в качестве пассажира.
Продолжение в следующей книге Владимира Соловьева
РУССКИЙ МИР ПОВСЮДУ, А ЦЕНТР — НИГДЕ!
Интервью с Владимиром СОЛОВЬЕВЫМ
Москва — Нью-Йорк
— Расскажите, как вы иммигрировали в Америку, что-то запомнилось из этого судьбоносного события?
Владимир Соловьев. Еще как запомнилось! Наш отъезд был неожиданным и скоростным. Хоть мы уезжали по эмигрантским документам, но это не мы эмигрировали, а нас эмигрировали. Нам предложили немедленно покинуть страну, в три дня — с трудом выторговали 10 дней. Мы выбрали Запад, потому что альтернативой был Восток, о чем нас прямо и недвусмысленно предупредили: суд, тюрьма, ссылка.
В моих «Записках скорпиона» — подзаголовок «роман с памятью», издан в Москве в издательстве «РИПОЛ классик» восемь лет назад — есть целый отсек «Соловьев-Клепикова-пресс». Так называлось образованное мною и моим соавтором, а по совместительству женой Леной Клепиковой первое и единственное в истории Советского Союза независимое информационное агентство, сообщения которого широко печатались в мировой печати, а возвращались на родину в обратном переводе с помощью вражьих голосов. Достаточно сказать, что «Нью-Йорк таймс» не только регулярно публиковала наши инфо и политические комменты, но как-то даже тиснула статью о работе нашего пресс-агентства с нашей московской фоткой на Front Page, что нам значительно облегчило карьерную жизнь на первых порах жизни в Америке. Мы c Леной получили гранты от Колумбийского университета и Куинс-колледжа Нью-йоркского университета и с ходу стали публиковать статьи в ведущих американских газетах, начиная с той же «Нью-Йорк таймс» и включая «Уолл-стрит джорнал», «Вашингтон пост», «Чикаго трибюн», пока права на наши статьи не купил «United Feature Syndicate» и не занялся их распространением в газетах. Работа каторжная — каждую неделю по статье. Мы не только выдержали конкуренцию с аборигенами, но и были среди трех финалистов Пулицеровской премии. Дальше переход количества в качество: под шестизначные авансы мы выпустили несколько политических триллеров — про Андропова, Горбачева, Ельцина. Сначала по-английски, потом на других языках, а в период гласности — по-русски.
— Владимир, вы часто работаете в соавторстве с вашей супругой Еленой Клепиковой, расскажите, пожалуйста, о вашем творческом тандеме.
Владимир Соловьев. Я бы не назвал это тандемом — слишком мы с Леной разные, даже стилистически, главные наши достижения в одиночных заплывах. Формула Герцена «ниразнимчато срослись годами, обстоятельствами, чужбиной» — к нам не подходит: не срослись! В совместных книгах — про Андропова или Довлатова — у каждого свои главы. А в самых последних книгах — «Иосиф Бродский. Апофеоз одиночества» и «Не только Евтушенко» Лена сняла свое имя с обложки и титула, хотя там у нее отличные тексты под ее именем. Не желает нести ответственность за те мои высказывания, с которыми не согласна.
— Конечно, многим интересна ваша книга «Быть Сергеем Довлатовым. Трагедия веселого человека». Довлатов — это культовая фигура не только для русскоязычного читателя, но и для русских американцев — недаром его именем даже улицу в Куинсе назвали. Расскажите, пожалуйста, о том, каким вы видите Довлатова, ну и, конечно, в чем своеобразие этой книги.
