Так, Шелестова, давай поиграем в сочувствие. Сжав челюсти, я перехватила мужскую руку, сжала.
— Тебе снились сны, ты слышал и видел то, чего никогда не могло быть, — я говорила тихо, медленно, контролируя собственное дыхание, опасаясь, что со следующим словом вырвется на волю ярость. — Но ты знал, что это реальность. Тебе снился ад, бесы, демоны. Ты слышал мысли каждого ублюдка, мимо которого проходил, с которым говорил. Ты видел в их глазах то, что они совершали? Изнасилования? Убийства? Инцесты? Желания?
— Да! — простонал Арт. — Да, — уже тише. — Каждую похотливую, грязную, жестокую мыслишку… Я начал думать, что и сам такой же. Раз слышу это, вижу, значит, я такой же. Я бухал, принимал, трахался…
А вот и те самые деревянные игрушки. Змеев, знал бы ты, что сейчас упускаешь…
— Когда все закончилось?
— Лет через пять.
Первая волна. Не самая тяжелая. Самая тяжелая — обретение крыльев. Но действительно, пожалуй, самая грязная.
— Отпустило как-то резко. Схлынуло, будто и не было…
И года три полной тишины. Хотя нет, не три, судя по Арту — гораздо больше. Лет шесть-семь?
— Я много с кем познакомился в то время. Завел связи, — я отдернула свою руку, просто не могла больше терпеть. — Мать оставила мне бизнес, но было неинтересно. Я продал все, открыл клуб, потом еще один и еще. Я знал, чего хотят все эти черви. Сношаться, бухать, колоться. Решил, что мне самое место там.
Ага, если не можешь победить толпу — возглавь ее. Что ж, определенная логика, конечно, есть. Вот только кривая очень. Ну да ладно. Ты ошибся в этом, Ярослав, клубы — как раз его история.
— А Ирзамир?
Жесткие пальцы сжали плечо, зловонное облако заколыхалось сильнее. Крюгер снова подал голос из клетки, вцепился зубами в железные прутья. Мой хороший пес. Потерпи. Я скоро тебя выпущу.
— Он пришел в клуб, так же, как и ты когда-то… Я помню, как увидел тебя впервые. Ты сидела за столиком, одна, внимательно наблюдала за кем-то в зале. Простое платье, кофе в высоком бокале, твои тонкие пальцы… Я видел разных: скромниц, проституток, прикидывающихся скромницами, размалеванных шлюховатых школьниц, домашних пай-девочек. Ты не была похожа ни на кого из них. Ты была… уверенной, живой, знающей себе цену…
Я закатила глаза, разжала челюсти.
— Я тоже помню тебя.
— Так и должно быть. Мы с тобой одинаковые, так похожи…
О господи… «Ты и я одной крови». Мрак.
Что-то там еще было в описании, что-то…
— Ты был красивым, гордым, таким… — слова не желали срываться с языка, просто застревали, царапая горло. Я прикрыла глаза, вспомнила Ярослава. — Ты был опасным, холодным, совсем неподходящим этому месту. Очень сильным и очень опасным.
— Я знал, что ты почувствовала, — холодные пальцы скользнули мне на шею, погладили подбородок. Мужик поплыл. А мне вырваться хотелось, отстраниться от этих пальцев, отгрызть их к чертям собачьим.
Тихо, Шелестова. Дыши.
— А потом ты пришла с этой певичкой. И в следующий раз тоже. Ты была так груба со мной, отталкивала все время. Почему, Мара?
Да потому что ты конченный урод!
— Я… боялась, — проглоти, проглоти это.
Он наклонился совсем низко, мой затылок уперся в мужскую грудь, а руки Арта заскользили по плечам, к локтям. Он гладил меня. Я ощущала, как лицом Артур зарывается мне в волосы.
Дыши, Шелестова. Расслабься. Давай же!
— Не бойся меня. Я не причиню тебе вреда. Я так хочу тебя. Я так давно тебя хочу…
Дрожь прокатилась по моему телу, нервная, от отвращения. Крюгер в клетке все пытался прогрызть прутья.
— Ты ударил меня, сковал, запер мою собаку… Я боюсь тебя.
Артур обошел кресло, встал передо мной на колени, уткнулся лицом мне в ноги. Я вцепилась руками в подлокотники кресла, разрывая обивку когтями. Цепь натянулась, не позволяя Арту продвинуться дальше. Он… нюхал меня. Нюхал… Горячее дыхание на бедрах, ледяные руки на коже, губы так близко…
— Это моя гарантия. Рядом с тобой этот урод! — нефилим вдруг вскочил на ноги, сжал руки на моей шее. — Я готов убить тебя за него. Я ненавижу тебя за него!
Я пыталась поймать взгляд психа, но не получалось, он постоянно отводил глаза. Черт! А хватка на горле становилась все крепче, жестче, и в какой-то момент я начала хватать ртом воздух. Легкие разрывало от боли, кололо, резало.
— Ненавижу. Ненавижу…
— Ты… убьешь меня… — прохрипела я, вцепившись в руки, сжимающие горло, забилась, изображая испуг. Он не реагировал несколько секунд, а потом, словно опомнившись, отскочил от меня. Снова упал на колени, стиснул ладони, начал их целовать.
— Прости, прости, пожалуйста. Видишь, до чего ты меня доводишь?! Видишь!
А я старалась отдышаться, собрать в кучу мысли, выдержать его прикосновения.
— Я совсем с ума сошел, когда увидел тебя тогда… Когда ты показала мне себя. Я все решил тогда, все-все. Голоса вернулись за несколько месяцев до этого, и я понял, что это знак… Знак, понимаешь? И тогда все обрело смысл. Я понял, что мою руку направлял Он, — шептал мужчина, продолжая целовать мои ладони, пальцы, колени.
Терпи, Мара. Терпи.
Он начал убивать с приходом второй волны, когда голоса вернулись. Может и не сразу, но точно в это время. Сны, видимо, стали ярче.
— Ирзамир, — напомнила я.
— Он… Он все объяснил, все рассказал. Что мы — ты и я — дети ангелов, что… Рассказал, что надо делать, что тебя держит отель, что ты привязана к нему и что только я могу тебя освободить, — Арт снова вскочил на ноги, заметался, вцепившись руками в волосы. — Сказал, кого надо убивать, чтобы полностью от всего очиститься. Он забрал их гнилые души, сказал, что голоса пропадут и сны исчезнут, как только я заслужу Его прощение. И знаешь? — он резко развернулся, впился взглядом мне в лицо. Безумным взглядом, болезненным.
— Они исчезли, — пробормотала я. Правильно, вторая волна почти подошла к концу. Он обрел крылья. Поэтому ни я, ни Волков ничего не почувствовали. То есть, то нет — вот как это работает.
— Да! Да! Я очистился от всего того, что сделал, я покаялся, и Он даровал мне прощение! И ты очистишься, Мара. Мы дети ангелов, мы здесь, чтобы быть Его дланью…
Я больше не могла слушать этот бред. Не могла. Господи, он убил Ольгу, потому что полагал, что это его очистит? Ирзамир… С-с-сука!
Я поднялась на наги.
— Мы…
— Открой свои крылья, Артур! — приказала, наконец-то поймав его взгляд, губы мужика блестели от слюны. Точно бешеный пес. — Открой!
И он послушался, наконец-то заткнувшись. Будь благословенна тишина. Отступил от меня на шаг, и за спиной распахнулись крылья. Черные, словно измазанные в дегте.
