и бережно пожал нам руки. Даже пальцы его заросли жёстким волосом. Пока мы с ним приветствовали друг друга, второй пилот погрузил в другой джип наши вещи.
— Добро пожаловать к нам, почти в Гоби, леди и джентльмены, — бодрым баритоном произнес Бен Мордехай, стремясь придать голосу уместное радушие.
— Мистер Макферсон проходит психологическую реабилитацию, — уже в машине рассказывал в затылок Бен Мордехаю Миддлуотер. — Колумбия, Никарагуа, Венесуэла, Латинская Америка, рейсы с коммандос, наркомафия и всё такое прочее. Не повезло, был сбит. Такое бывает. Вроде, кто-то им сейчас от той стороны заинтересовался, поэтому пусть пока скроется у тебя. У тебя здесь отираются всякие лётчики со всего света, так и американцы не бросятся в глаза.
— Сэр, есть, сэр. А какие высокие нынче американские итальянки, — блеснул, по-моему, керамическими зубами в зеркале в полутьме Бен Мордехай и, поворачивая руль, галантно поклонился сидящей рядом Акико. — Вы очень красивы, стройны…
— Мисс, — подсказала Акико.
— Мисс Челия, — бархатистым баритоном подхватил Мордехай и снова улыбнулся.
— Благодарю вас, мистер Бен Мордехай. Вы прекрасно видите в темноте.
— Гораздо лучше я чувствую в темноте. Красивых девушек в особенности.
— И поменьше всяких вопросов, ты меня понял, Эзра? — Миддлуотер посуровел и нагнал металла в голосе. — Ты, твои люди и вообще всякие случайно залетевшие экипажи. Поменьше незнакомых людей и никаких идиотских неожиданностей. Ты не вправе позволить, чтобы этих людей у моего правительства украли, спрошу жёстко. Дай мистеру Макферсону допуск и пусть себе летает над пустыней, чтобы восстановить лётную форму. Скажем, сто на сто километров, может, больше. И чем меньше его будут видеть на земле, тем лучше. От кого у тебя столько колючей проволоки? Вроде, местных людей прямо тут нет…
— От случайного скота, отбившегося от какого-нибудь стада, господин бригадный генерал. Поздравляю тебя, Джим. Вот ещё, черт возьми! Настоящий, живой генерал. Насколько обогнал меня! Помнишь Африку? Оба были лейтенантами. Выпьем, обмоем генеральские звёздочки, сэр?
— С тобой лично в следующий раз, Эзра. Возьми от командира экипажа рапорт о том, что происходило в полёте, доложи по инстанции. Прибывшему экипажу ужинать и спать. Наутро доставят меня обратно. Господ американских офицеров в мой восьмикомнатный генеральский «люкс», им нужен будет стационарный компьютер. Дай им возможность пользоваться защищённой связью в любое время суток.
— Ф-фь-ф-и-у-у… Ого, какие люди!.. — присвистнул начальник базы и сдвинул кепи на макушку, как если бы собрался вытереть вдруг вспотевший лоб. Но лоб у него не вспотел.
— То есть? — с нажимом переспросил Миддлуотер. — Это у тебя может не быть связи, кроме хромого верблюда, а у них связь должна…
— Ясно, господин генерал, — ответил Бен Мордехай, качнув головой назад, от генерала, и понимающе прикрыв глаза. — Сэр! Есть, сэр! Прошу извинить. А у них связь должна быть всегда и вне всякой очереди, если на базе не произойдёт ничего чрезвычайного. И даже если произойдёт. Понимаю. При вас, господин бригадный генерал, говорю: летать можно. Можно летать пятьсот на пятьсот. Если мало — тогда пятьсот на тысячу километров, с востока на запад, почти до самого Булгана. За что мы им тут платим? Как говорит мой русский дядюшка из Самары, мой добрый, пусть и не очень богатый, «самаритянин», «на наши деньги» это будет большая и круглая сумма хоть долларов, хоть евро. Согласуем. Что тут касается «нельзя». Не садиться, ха-ха, то есть не приземляться без особого разрешения на севере, в их по-своему красивой столице, в Улан-Баторе, а также на пески и солончаки — никогда, чтоб ненароком не увязнуть в песчаных топях — раз. Не подлетать на юге к китайской границе ближе двухсот километров — два. Не пугать самолётом скот: всяких овец, баранов, лошадей — вообще никакой скот, — ни домашний, ни каких-нибудь диких антилоп-сайгаков, ни даже сусликов-тарбаганов. Они, в смысле, местные начальники-дарги, очень трогательно и щепетильно, я сказал бы даже, ревниво, относятся к своему национальному богатству — скоту и ко всяким вековым народным обычаям, — а тюрьмы у них тут, говорят, убойные. Это три. И не приземляться на закреплённой за мной, дряхленькой, однако горячо любимой «коломбине», ха-ха-ха, по ветру, но всегда исключительно только против ветра. Вопросы ко мне есть, господин лейтенант-колонел? Мисс?
— Нет вопросов, господин начальник базы, — ответил я. — Принято к сведению, сэр.
Акико молча кивнула козырьком кепи, будучи вполне со мной согласна. Кажется, она попросту временно онемела, неожиданно оказавшись в обществе военных, разговаривающих решительными, командными голосами.
— Не беспокойтесь, господин бригадный генерал, — снова улыбнулся, просияв зубами, и выдал жаргонной американской скороговоркой Эзра Бен Мордехай, — разумеется, мы поладим. А что происходило у вас в полёте?
Миддлуотер рассказал очень кратко.
— Нет, здесь, на земле, когда вы летели и приземлялись, ничего необычного ни в небе, ни вокруг, ни в течении, так и хочется сказать, самого текущего времени, мы абсолютно не заметили, — озабоченно проговорил Бен Мордехай. — Хотя о подобном я уже слышал. Весной этого года. Да, ранней весной, тогда у нас в Гоби ещё лежал снег. Сделаю. И рапорт и доклад по инстанции. Как странно всё это, ведь здесь, на высокогорье, всеазиатская кухня погоды… Мы приехали, господа, готовьтесь располагаться. Чем богаты, тем и рады…
Между прочим, мисс Челия, моя дорогая жена Рахиль, с которой мы, чисто по случаю, оказались ещё и однофамильцами, через десять-двенадцать дней вернется из Израиля, как подвернётся оказия, и тогда вам уже не будет скучно. Время быстро пролетает, если нам его есть чем скрасить. А моя огненная Рахиль это очень умеет. Ее троюродная тётка Ширли когда-то, кажется, году в восемьдесят девятом, в Москве получила приз на конкурсе красоты из рук самого Леонида Якубовича. В Москве я пока не бывал. А моя любимая Рахиль так же прекрасна, как неувядающая Ширли… Если ещё не краше.
Машина завернула и остановилась, тускло осветив синими подфарниками редкие чахлые кустики, первую здесь нами увиденную зелень.
— Скучать им не придется, — все так же сурово произнёс Джеймс, перекидывая ногу через высокий порожек под дверцей джипа. — Только не мешай им, Эзра! Опекай, помогай, но не подавляй. Ещё раз: никаких лишних контактов, никаких ниоткуда комиссий, никакой такой официальной дребедени! Да, вот ещё что: больше говори с ними по-русски, пусть практикуются.
— Сэр, есть, сэр, — коротко ответил Бен Мордехай.
— Мы только потом-потом, только когда-то поймём истинное значение того, почему мы здесь оказались, в этой тёмной дикой пустыне, — сбивчиво прошептала мне на ухо Акико. Когда она начинала волноваться, я не всегда разбирал её мыслепередачи. — Не теперь поймём, а когда-то. Я всё время об этом в самолёте думала и ничего
