на спинку кресла.
— Да мы просто разругались тогда… — ошарашенно пробормотал Поттер в наступившей гробовой тишине. — Дин кричал, но он ведь просто погорячился…
— Добби не знал!!! — домовик начал биться головой о каменный пол. — Добби не так умён, как вы, сэр!!! А потом… Добби понял… если кокатрис… окаменит… Гарри Поттера… то Гарри Поттер… не будет унижен от… планов молодого хозяина!..
— Ты натравил кокатриса на Поттера?! — в абсолютно искреннем ужасе прошептал лорд Малфой. — Ты пытался его убить?!
— Что вы, что вы, хозяин, сэр! — эльф в ужасе начал заламывать руки. — Кокатрис не убил бы могущественного Гарри Поттера. Добби хотел спасти его от хитрого молодого хозяина, сэра! Добби и до того закрывал кокатрису глаза, чтобы ни один ученик в школе не стал камнем навсегда!
— В старые добрые времена с домовика, поднявшего руку на ребёнка, снимали шкуру заживо… — прошамкала мадам Бакторн, явно разменявшая сотню лет, если не все две.
— Добби уже много раз грозились убить, мэм, — домовик высморкался в угол своей грязной наволочки. — Хозяева обещают убить Добби пять раз на день…
Лорд Малфой был бледен, как полотно.
— Мой сын… приказывал тебе натравить эту тварь на… кого-то?
— Кто-нибудь приказывал тебе натравить кокатриса на Кевина Энтсвилля, Стефана Корнфута, Дина Томаса или Гарри Поттера? — перефразировал вопрос лорд Гант.
— Нет, сэр, никто, но…
Люциус Малфой вскочил на ноги с такой яростью, что массивное кресло, которое он занимал, со скрипом сдвинулось назад. Дамблдор резко взмахнул рукой. Трость с наполовину вынутой волшебной палочкой вылетела из рук хозяина и упала на стол перед директором.
— Люциус, ты что делаешь? — возмутился Иеремия Гамп.
— Умри, тварь! — в бешенстве прокричал обезоруженный лорд Малфой. — Добби, я приказываю тебе умереть прямо здесь и сейчас!!!
Глаза эльфа широко раскрылись, будто от невыразимого ужаса, он быстро-быстро заморгал, нижняя губа задрожала, как и уши. Эльф вытянулся в струнку, шмыгнул…
И упал.
Мёртвым.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь скрипом спешащего всё записать пера.
— Я… — лорд Малфой прерывисто вздохнул, облокачиваясь на стол обеими ладонями. — Я приношу свои искренние извинения присутствующему здесь мистеру Поттеру за тот вред и даже угрозу жизни, что обезумевший домовой эльф нашей семьи, вопреки желанию хозяев, причинил вам. Те же извинения я должен принести семьям других пострадавших учеников. Мисс Преддек, полагаю, смерть Добби вы сочтёте достаточной вирой за смерть вашего верного эльфа Паски?
— Вира принимается, лорд Малфой, — впервые с момента своего появления подала голос слизеринка.
Люциус Малфой, обессиленно сел обратно в кресло, закрыв поднятое к потолку лицо ладонями. Его жена внимательно посмотрела на Элли.
— Благодарю вас за проявленную чуткость, Достопочтенная Алларг.
Гарри Поттера, не сводящего глаз с мёртвого эльфа, быстро увела профессор МакГонагалл. Попечители тоже начали собираться, продолжая обсуждать произошедшее даже на лестнице — впечатлений и сплетен высшему свету Магической Британии должно было хватить на всё лето.
— Мерлин, подумать только — обезумевший домовой эльф!
— Хорошо ещё, что никто из учеников не получил серьёзного ущерба!
— Кокатрис! Их же запретили привозить в Хогвартс двести лет назад, не так ли?
— Да-да, именно! После пятьдесят шестого турнира Трёх Волшебников…
— А я говорил, что МакКиннонам давно пора запретить…
Элли тоже поднялась, чтобы покинуть директорский кабинет, но Дамблдор жестом попросил её задержаться. Когда последний гость — не считая лорда Гампа — вышел за дверь, он трансфигурировал стол обратно и несколькими заклинаниями вернул сдвинутые к стенам предметы на места. Пузатый чайник, почти прозрачные фарфоровые чашки, молочник, сахарница и блюдце с лимонными дольками появились откуда-то из глубин кабинета и расставились сами собой.
Директор Дамблдор предложил гостям чаю. Лорд Гамп в отличие от Элли отказался, а вот девочка с удовольствием позволила Великому волшебнику немного поухаживать за ней. Затем Дамблдор налил в свою чашку молока, добавил сахар и чай и, сложив руки треугольником, глубоко задумался.
Элли осторожно пригубила напиток, чуть отдававший ароматом барбариса — всё в точности, как она и любила. Иеремия Гамп вальяжно расселся на мягком диванчике, уперев трость в пол обеими руками.
— Элли, меня смущает одна мысль. Видишь ли, кокатрису, с которым так удачно справилась куница мисс Ранкорн, едва ли исполнился год. Молодой зверь… Конечно, это не делает его менее опасным. Но также это значит, что в день, когда твой домашний эльф, Паски, окаменела, ему было, дай подумать…
Директор молча зашевелил губами, будто бы считая.
— Самое большее пять месяцев, если я не запутался в цифрах. Или даже меньше.
Дамблдор мягко улыбнулся. По крайней мере, таким был его взгляд из-за очков-половинок.
— Взгляд кокатриса окончательно приобретает опасные свойства в четыре.
— Верно, конечно же. Думаю, в следующем году тебе будет легко на уроках Ухода За Магическими Существами. Верно, да… Но в четыре, и в пять месяцев, и даже в полгода кокатрисы, по сути, всё ещё остаются птенцами. Не способными летать, ведь крылья пока что покрыты перьями. Да и шип на хвосте становится опасным лишь месяц-два спустя. Мне кажется, что вероятность того, что пятимесячный кокатрис решится напасть на домового эльфа, вдвое большего по размеру — довольно мала. Как ты считаешь?
— Если кто-то находит гнездо, или просто застаёт его врасплох, — возразила Элли. — Тем более, что, как вы справедливо заметили, профессор Дамблдор, улететь кокатрис не мог при всём желании.
Директор кивнул.
— Действительно. Но мог ли домашний эльф, тщательно отобранный для защиты наследницы старого рода, оказаться настолько неуклюжим? Так замешкаться, чтобы позволить птенцу кокатриса окаменить себя — и не успеть позвать других эльфов на помощь?
— Паски могло просто не повезти. Так или иначе, лорд Малфой возместит ущерб, понесённый родом Преддек по вине его семьи.
— Боюсь, в то же время это может быть расценено как унижение рода Малфоев. Ведь если бы ты предупредила, скажем, Драко о своих подозрениях, лорд Малфой мог бы успеть избавиться от несчастного домовика, и причина произошедшего осталась бы нераскрытой. Я, разумеется, рад, что ты поступила по совести, ведь иначе слова Гарри Поттера могли бы счесть голословными обвинениями, брошенными в адрес ученика извечно соперничающего с Гриффиндором Дома…
— На всё воля Господня, — смиренно развела руками девочка.
— Алларг, — голос директора оставался по-прежнему ровным. — Ты могла бы помочь своим друзьям — не только друзьям, не буду
