– Только будьте с ним очень осторожны! – сказала мне Этел, когда я поставил ее в известность о своем новейшем замысле костюма. Она ссудила мне антикварный пистолет, который ей отписал в своем завещании ее любимый дедушка. – Заряженный пистолет – не шутка, Чарли. Мне все равно, будь оно даже самим Рождеством! Мне безразлично, сколько единства и доброжелательности вы соберете в этом кафетерии!..
– Не беспокойтесь, – сказал я. – Ваш пистолет останется там же, где и был, – в кобуре. Он не выстрелит – это я вам обещаю!
– Ну, правило же вам известно – никогда не направляйте его ни на кого, если не намерены им воспользоваться!
Я рассмеялся в зеркало.
– Нет, в самом деле, – сказал преподаватель творческого письма, обращаясь к Мод. – Если вы приносите в прачечную-автомат этот презерватив, его чертовски лучше будет надеть!..
Я умыл лицо и принял еще одну пилюлю. Вот теперь мой костюм завершен. Я был готов к маскараду, на планирование которого потратил столько своей жизни. Впитывая все это, я ощущал, как слипается мой план, а облегчение моего наследия принимается наконец плодоносить. Наконец я видел плоды семян, которые бросил в землю. Мякоть моей неустанной подготовки.
– А вы что такое будете? – спросил меня Стэн перед зеркалом. За его спиной я видел, как закрывается дверь туалета, отсекая вечеринку снаружи.
– А кем я должен быть? Чем-то целиком, разумеется!
– Нет, не в этом смысле. Я про костюм.
– А, это. Я шериф. Из Нью-Мексико. А вы?
– Он рогоносец, – сказала Этел. – Но в хорошем смысле!
И она игриво чмокнула мужа в щеку.
– Здо́рово, Стэн. Здорово, что к такому вы относитесь с юмором.
– А что мне еще остается? И кроме того – все уже нормально. Мы с Этел снова вместе. А поскольку над этим гадом Льюком висит судебный запрет, он и большого пальца ноги не может высунуть из-за бара, который обслуживает!
Я кивнул и пробрался через толпу со своей спортивной сумкой.
С одной стороны зала расположился Расти и его бригада ученых зоотехников, одетых ковбоями. По другую сторону была Гуэн и ее собратья-неофиты в индейских нарядах.
Увидев меня в полном облачении, Гуэн громко рассмеялась.
– Можно, угадаю… – сказала она. – Вы – шериф!
– Точно.
– Из Аризоны?
– Не вполне. Это было бы преждевременно. Я из Нью-Мексико.
– Понятно. Думаю, это благоразумно. И вы знаете, кто все мы, верно?
Она показала на сторону кафетерия, где сидели ее приспешники.
– На сторонний глаз, – осмелился предположить я, – смотрится так, будто вы все оделись сборищем местной публики…
– Тепло!..
– Допотопная деревня?
– Еще теплее!..
– Сдаюсь.
– Мы – индейцы. Ясно, Чарли? Индейцы!
– Ясно. Хотя в этом определенно сквозит парадокс. А кроме того, их уже не следует называть индейцами, знаете. Правильнее о них теперь говорят – американские индейцы, а еще лучше – коренные американцы…
Гуэн поправила перо, торчащее у нее из головного убора.
– Как угодно, – сказала она. И добавила: – Между прочим, сейчас я еще больше проголодалась, чем полчаса назад, когда мы с вами вместе сюда вошли. Когда еда будет?
– Очень скоро.
– Надеюсь. Мы все умираем с голоду!
Я кивнул. Несколько минут спустя я столкнулся с Расти у писсуара.
– Славная вечеринка! – сказал он, хотя рука у него была на перевязи, и он с трудом управлялся с молнией.
– Спасибо, – ответил я. – Что у вас с рукой?
– Долгая история…
– Они тут обычно таковы!
– И я не хочу в нее пускаться.
– Понимаю. Имейте, пожалуйста, в виду: я очень ценю, что вы сюда пришли сегодня. И, мне кажется, здорово, что вы и другие преподаватели кафедры зоотехнии выбрали одеться в ковбоев!
– Это в каком смысле?
– Вы же играете роли ковбоев, верно? Ковбойские сапоги. Шляпа. Джинсы и рубашки в клеточку. Галстук-шнурок опять же!..
– Я не понимаю, о чем вы. Никто никуда не переодевался…
Похоже, он обиделся. Я извинился, и Расти ушел обратно, сидеть со своими коллегами.
В мужском туалете воздух был влажен и пахуч от ароматических подкладок писсуара. Костюм мой лежал нетронутым в спортивной сумке.
– Вы еще здесь? – спросил Рауль. – Мне казалось, вы собираетесь надеть костюм.
– Собираюсь.
– Так сколько же на это нужно времени? Уже больше тридцати минут прошло с тех пор, как вы сюда зашли. Бесси заметила, что вас нет. Я подумал, стоит сходить проверить…
– Правда? Время летит, не так ли?
– У вас все нормально?
– Конечно, все. А почему вы спрашиваете?
– Вы какой-то отсутствующий. Глаза у вас уже не красные, а хрустально-ясные – и это в нехорошем смысле. Как будто они лужицы прозрачной воды, в которых видны мрачнейшие глубины человеческого страданья. Держитесь вы спокойно и сдержанно. На вас это совсем не похоже, Чарли. Это меня и настораживает.
– Со мной все прекрасно, Рауль. Ценю вашу заботу. Но мне просто нужно приготовить свой костюм, чтобы я смог влиться в вечеринку…
– Этот пистолет у вас заряжен? Тот, что по-прежнему лежит у вас вон в той спортивной сумке?
– Да, заряжен. Клево, не?
– Наверное. Только будьте с ним осторожны. Знаете же, что говорят о заряженном огнестрельном оружии и добрых намерениях. Так или иначе, наверное, мы с вами увидимся снаружи в кафетерии, когда переоденетесь…
Через несколько минут Бесси и Рауль подошли к тому месту, где я стоял у входа под приветственным транспарантом:
– Отлично смотрится вечеринка, Чарли!
– Спасибо, – сказал я. – Я действительно вложил в нее много планирования.
– Мы в курсе. А когда вы собираетесь переодеваться в свой костюм?
– Очень скоро. Он у меня с собой, вот в этой спортивной сумке…
Бесси ушла взять себе пива, а когда вернулась, мы втроем обозрели оживленную сцену.
– Кто это? – спросил я.
– Это один из Димуиддлов, – сказала она.
– А вон тот молодой человек с наладонным электронным приспособлением?
– Президент нашего студенчества, будущее и судьба нашего общества.
– А девушка с ним рядом? Та, что с младенцем?
– Это дочь-подросток Расти. По-прежнему утверждает, что зачатие было непорочным.
