– Мы, конечно, не рассчитываем, что вы примете наши слова на веру, – перебил ее Джимми Розмонт, проявляя теперь уже явное нетерпение. – Мы только теряем время, дискутируя о том, в чем вас могут убедить только ваши адвокаты. Позвоните им и спросите, правы мы или нет.
– Я это обязательно сделаю, мистер Розмонт, можете не беспокоиться. Но они уже сказали мне, что есть десятки способов, какими я могу затягивать это дело, предотвращая продажу земли, даже если выяснится, что договор не имеет юридической силы, во что я ни на минуту не верю.
– Вот в этом вы абсолютно правы, – сказал сэр Джон. – Я думаю, что при наличии умных адвокатов вы можете тянуть это дело на протяжении двадцати или тридцати лет. Но в конце концов вы проиграете. Вы потратите всю жизнь в бесплодной борьбе. А как вы думаете рассчитываться с адвокатами за такое длинное дело?
– Это уже мои проблемы!
Джез отмахнулась от вопроса, чувствуя, как в ней нарастает паника, так что ей стало казаться, что сейчас лопнет грудь.
– Это действительно будет проблемой, мисс Килкуллен, даже для такой богатой женщины. Мои друзья в Гонконге, однако, имеют неограниченные ресурсы, они могут судиться вечно и никогда не сдадутся, ибо они смотрят на вещи более масштабно, как я уже разъяснял вам во время нашей первой встречи, а вот ваша жизнь... Мне не хотелось бы наблюдать, как такая очаровательная молодая леди губит свою жизнь.
– Чтобы платить адвокатам, я заложу свою долю земли, – сказала Джез с вызовом. – Бог знает сколько она стоит.
– Тогда вы не только проиграете дело, – сказал насмешливо Джимми Розмонт, – но еще и лишитесь наследства.
– Не думаете ли вы, что вам придется иметь дело только со мной? – сказала яростно Джез. – В Калифорнии полно всяких экологических движений, все они отлично организованы и не оставят от вас камня на камне: борцы за чистоту окружающей среды, противники урбанизации, сторонники поэтапного освоения, борцы за сохранение диких земель и тому подобное.
– С ними мы сумеем найти общий язык, – сказал сэр Джон со спокойной уверенностью, поскольку ему было доподлинно известно, что губернатор сидит у Лидди Килкуллен в кармане. Все-таки умница Джимми, что обстряпал это дело! – А когда будет нужно, мы им немного подбросим. Несколько сотен акров тут, несколько сотен там. Вы не поверите, как эти любители живой природы становятся благоразумны, когда получают хотя бы маленький кусочек пирога.
И не рассчитывайте, подумал самодовольно сэр Джон, ни на какую помощь со стороны правительства штата, которое уже свело усилия когда-то могущественного Берегового комитета до полной беззубости.
– Пора ехать, Джон, я жду звонка.
Мужчины поднялись. Одного взгляда на полное неколебимой решимости лицо Джез было достаточно, и они решили не прощаться с ней за руку. Повернувшись, оба направились к двери.
Джез онемело опустилась в кресло. Ее сердце разрывалось.
Стройная конструкция вдруг рухнула по не зависящим от нее причинам. Ухватившись за последнюю, отчаянную идею, она вскочила и бросилась им вслед.
– Сэр Джон! А что скажут китайцы, когда узнают об «обете»? Они же невероятно суеверны. Для них будет дурной приметой застраивать землю, защищенную старинным договором.
– Недурно, мисс Килкуллен, – сказал Джимми Розмонт, улыбаясь.
– Вы правы, мисс Килкуллен, – учтиво сказал сэр Джон. – Но мои друзья куда более суеверны в том, что касается потерянных прибылей, нежели в приметах. Они с радостью пойдут на риск, больше, чем с радостью, – с восторгом. Против суеверий нет лучшего средства, чем полтора миллиарда коммунистов, лезущих в вашу дверь.
XXI
– Уж не знаю, Ферни, – сказала Валери по дороге к имению «Валенсия», – зачем сегодня мы понадобились Джез, но я не нашла, как отговориться. Она так настойчиво убеждала меня, что дело серьезное. Джимми сказал, что ей, несомненно, придется согласиться на продажу земли, правда, он признал, что если уж ей очень захочется повредничать, она сможет потянуть это дело.
– Да, ты, кажется, права, – проворчала Фернанда, – но почему ты не предложила ей приехать к нам в отель и согласилась, чтобы мы сами тащились туда? Мы с Джорджиной запланировали на сегодня кое-какие покупки в Беверли-Хиллз.
– Вы с ней когда-нибудь занимаетесь чем-то кроме покупок?
– А что здесь еще делать? – буркнула Фернанда. Благодарение господу, что существуют магазины. Когда две женщины отправляются туда, кому придет в голову, что у них в отеле зарезервирован номер, где они могут наслаждаться друг другом весь день? До этого еще никто не додумался, пусть даже они порой возвращаются без покупок. Сейчас, когда она стала так богата, никто не удивится, если она целыми неделями будет мотаться по магазинам, не находя ничего стоящего. Это забавно – ей теперь так трудно угодить, что она так ни на чем не может остановиться.
Когда они вернутся в Нью-Йорк и у Джимми в кармане будет разрешение на продажу земли, они с Джорджиной смогут быть вместе столько, сколько захотят. Они купят маленькую квартирку где-нибудь на полпути между их домами в современном безликом здании, где не будет лифтера и где они будут полностью свободны, не отвлекаясь на прислугу, мужей и телефонные звонки.
При мысли о том, насколько они с Джорджиной подходят друг другу, Фернанда задрожала всем телом.
– Тебя не знобит? – спросила Валери.
– Нет, это, наверное, пыльца, она просто висит в воздухе.
– Гм-м.
Валери никак не отреагировала, да она и не слышала, что ответила ей сестра. Она чувствовала такое облегчение, будто избавилась от вечно мучившей и раздражавшей ее болезни.
Это вынужденное пребывание в Калифорнии, хотя и было довольно скучным, напоминало ей изношенный шнур, который в конце концов лопается в самом слабом месте. Сейчас, со стороны, нью-йоркская жизнь казалась похожей на катание на огромной карусели, безвкусно раскрашенной карусели с яркими, неправдоподобно большими лошадьми, увешанными многими метрами сверкающей мишуры и щеголяющими своими султанами с переливающимися разноцветными блестками. Карусель вращалась так быстро, что зрители казались какими-то смутными пятнами; вся ее жизнь ограничивалась другими ездоками, приподнимающимися и опускающимися вместе с лошадками, смеющимися и в каком-то диком веселье машущими друг другу руками.
И вдруг эта карусель остановилась, и она сошла. Валери была поражена чувством облегчения, которое испытала. Хотя она продолжала слышать визг наездников, перекрикивающих дешевую, пьянящую балаганную музыку, но с каждым днем карусель отдалялась от нее все дальше и дальше, с каждым днем звуки музыки становились глуше.
Наконец она поняла, что стоит ей шевельнуть одним только пальцем, и карусель опять остановится и примет ее к себе. Она может взобраться на свою лошадку когда пожелает. Но хочет ли она этого? И стоит ли вообще это делать? Теперь, когда она стала очень, очень богатой, она может купить все, что пожелает, она может наплевать на всех и вся, не задумываясь ни на минуту, что скажут о ней другие, тем более что все слишком ей завидуют, чтобы осуждать. Может быть, это и есть высшая роскошь?
