и не подпускали его, словно кошки. Он повернулся и вышел.
По полям к его плавучему дому стоически трюхала какая-то женщина. Нырнула в дренажную канаву на дальней стороне путей и снова поднялась, перешла через рельсы и спустилась по голой тропе к реке. Была она круглоплеча и сутула, и шла с каким-то бессмысленным упорством, словно цирковой медведь. Саттри подождал ее, прикрыв у себя за спиной дверь.
Дойдя до реки, она посмотрела снизу на него и прикрыла глаза козырьком ладони. Мистер Саттри? спросила она.
Да.
Она с сомнением взглянула на сходни, затем снова пришла в движение и неуклюже взобралась на палубу. Она вспотела, и сдувала с глаз волосы, и вытирала глаза о плечи, один, другой, как будто привыкла всегда держать что-то в руках и подзабыла, как ими пользоваться.
Я вас в лавке видала, произнесла она. Там сказали, что вы сюда ходите. Я уж совсем собралась было рукой на вас махнуть.
Вы кто? спросил Саттри.
Джози Хэррогейт. Хотела вас повидать насчет Джина.
Саттри посмотрел на нее. Крупная широкая в кости женщина, волосы слиплись на лице. Подмышки ее хлопкового домашнего платья почернели от пота. Вы сестра Джина?
Да, сэр. Он мне сводный брат, вот что.
Понятно.
Мой папаня умер, Джин еще не родился.
Саттри провел рукой по волосам. Вы приезжали с ним повидаться? спросил он.
Нет. Я прикидывала, может, вы знаете, где он.
А сами вы нет?
Нет, сэр.
Саттри отвел взгляд и посмотрел вдоль реки.
Мама умерла еще зимой, он про это небось даже не знает.
Что ж. Очень не хочется мне вам об этом сообщать. Он в исправдоме.
Да, сэр. А где?
В Петросе.
Губы ее вылепили слово, но ничего не вышло. Как, еще раз?
Петрос. Там исправительное учреждение штата. Называется «Косматая гора».
«Косматая гора». А это где?
Ну. Это к западу отсюда. Миль пятьдесят, думаю. Туда, наверно, автобус ходит. Это вам на автостанции скажут.
За что он там?
Ограбление.
Она пристально уставилась ему в глаза, чтоб не дать соврать или понять, не врет ли, и сказала: Они там не метят его электрицировать, часом?
Нет. Ему впаяли от трех до пяти. Может выйти и через полтора года.
А сколько он уже там?
Пару-тройку месяцев.
Ну, произнесла она. Большое вам спасибо. Я же знала, что вы Джину друг.
Джин хороший мальчишка, сказал Саттри.
Она не ответила. Повернулась уходить, но остановилась у поручней. Как, еще раз, это называется?
«Косматая гора»?
Нет. Другое, что вы сказали.
Петрос.
Петрос, повторила она. Произнесла еще раз, пусто уставившись вверх. А затем пошла вниз по сходням. В них, должно быть, где-то была незакрепленная планка, потому что, спускаясь, она упала. Ноги под нею подломились, и она села. Сходни глубоко прогнулись под ней и выпрямились, подбросив ее бившую руками фигуру. Ей удалось зацепиться и вернуть себе равновесие, и она осторожно встала и двинулась дальше, шатко, покуда не добралась до берега.
У вас порядок? окликнул ее Саттри.
Она не оглянулась. Подняла одну руку и помахала, и топала себе дальше, сутулая, тяжко ступая, через поля и пути к городу.
Саттри прошел вверх по реке через цветущий щавель и дикий лук к старой плавучей таверне и постучал один последний печальный раз в зеленую дверь. Подождал, опираясь на перила, и постучал еще, но никто не вышел. Немного погодя спустился по сходням и пересек поля и пути к лавке.
Она выехала, сказал Хауард Клевинджер.
Да, ответил Саттри.
У нее брат был в Мэскоте, думаю, она поехала жить с ними. Та женщина нашла тебя – которая искала?
Нашла.
Я тебя там видал.
Саттри опять вышел, и срезал напрямки до реки, и сел на камень, и долго смотрел, как мимо протекает вода.
То просто были сумерки. В более темной стене склона холма среди кудзу и пыльных лоз повисло несколько бледных оконных огоньков. Крыльцо у Джимми Смита, желтый свет и полузатененные питухи над балюстрадой с перилами из реек. Сломанная галерея, чуть похожая на снесенные развалины в Маканалли, вот только вся заляпана этими мелкими полоумными личиками, какие оттуда выглядывают. Над заброшенной прибрежной полосой, забитой отбросами рекой и обширнейшей пустотой того мира, что за ней. Приближалась аляповатая фигура, разбитная деваха, что шествовала и перепархивала сквозь единственный по всей Передней улице конус неотмененного света фонарей. Перепляс-по-Росе в арлекинском вечернем одеянье. Они, приглядываясь, обогнули друг друга полукругом.
Ну, вижу, ты все равно еще тут, сказал Саттри.
Миленький, я всегда тут. Им без меня никак. Он улыбнулся, поджатогубо и жеманно.
А шляпка твоя сегодня где?
Ой, миленький, шляпки уже не носят. Вот просто не носят, и все. Я-то все равно всегда считал их вульгарными. Кроме, разумеется, моей. Он сплел руки и повел плечами, и среди сереньких халуп и вдоль по тихой сумеречной набережной реки юркнуло ржанье его девического хохотка. Он вдруг протрезвел и вскинул голову. Ты где был? спросил он.
В больнице. Тифом болел.
Божечки, миленький, то-то я думаю, ты с виду так осунулся. Дай-ка на тебя посмотрю. Он повернул Саттри к уличному фонарю и вгляделся ему в глаза с непритворной заботой.
Я в норме, сказал Саттри.
Голуба, да от тебя одни кожа да кости остались.
Сбросил фунтов двадцать. Кое-что уже обратно наел.
Тебе б лучше отдохнуть да о себе хорошенько позаботиться. Слышишь меня?
Саттри протянул ему руку. Попрощайся со мной, сказал он.
Куда это ты?
Не знаю. Уезжаю из Ноксвилла.
Блин. Он шлепнул по раскрытой ладони Саттри. Никуда ты не едешь. Когда? Когда уезжаешь?
Прямо сейчас. Меня тут уже нет.
Черный печально потянулся к нему, лицо у него сморщилось. Они постояли, держась за руки, посреди улочки. Когда вернешься?
Да я, наверно, и не вернусь.
Не говори мне такого.
Ну. Может, когда-нибудь. Держись давай.
Голубчик, ты хоть пиши и дай мне знать, как ты там.
Ну.
Хотя б открыточку.
Ладно.
Тебе деньги нужны?
Нет. У меня есть.
Уверен?
Порядок.
Перепляс-по-Росе сжал ему руку, и отступил назад на шаг, и эдак сумасбродно легонько ему козырнул. Лучшей удачи тебе на свете, детка, сказал он.
Спасибо, Джон. Тебе тоже.
Он поднял руку и повернулся, и двинулся дальше. Божочка в плащике и прочих своих амулетов лишился он в том месте, где их за всю его жизнь не найти, а талисманом прихватил с собой простое человеческое сердце внутри. Проходя по улочке в последний раз, почувствовал, как все от него
