— Прекрати!
— …Однажды вы предстанете предо Мной, и я буду вершить над вами суд…»
Музыка окончилась.
Мужской голос: «Qui Radio Roma…»[172]
Верена вскрикивает. Она сжимает руками виски и таращит глаза на радиоприемник.
— Верена!
— Это был тот же голос! Точно так же звучал голос Бога!
«…abbiamo trasmesso «II nostro concerto» con Enzo Ceragidi e la sua orchestra e il vocal Comet…»[173]
— Это плохо кончится! Я знаю!
Начинается новая песня. Поет женщина.
— Верена, пожалуйста… ну, пожалуйста, прекрати… Мы же так счастливы!
— Именно потому что мы так счастливы… Это сказал голос… Нельзя прожить дважды… Нельзя освободиться от прошлого, как от одежды, которую можно просто скинуть… а мое прошлое было грязным, слишком грязным…
— Это неправда!
— Нет, это правда! И мое настоящее тоже грязно! Голос сказал, что если меня подвергнуть настоящему испытанию, то…
Раздается телефонный звонок.
Верена замолкает, не договорив. Мы оба смотрим на телефонный аппарат, стоящий на низеньком столике.
Телефон продолжает звонить.
— Сними трубку.
— Кто бы это мог быть?
Телефон звонит в третий раз.
— Да сними же наконец трубку!
Она делает несколько неуверенных шагов, берет и прикладывает к уху белую трубку и снова опускается на белый ковер из овечьей шкуры.
Ее осевший голос дрожит:
— Pronto… — Пауза. — Si signorina, si…[174]
Прикрыв рукой микрофон, она шепчет:
— Это муж…
— Что?
— Из Рима…
По ковру я иду к ней и сажусь рядом.
— Возьми себя в руки, слышишь?
— Si signorina… grazie… hallo[175]. Алло, Манфред?
Теперь она спокойна, чудовищно спокойна. Ее спокойствие чудовищно, потому что только что она была на грани истерики. Я целую ее в шею, я так близко от нее, что слышу голос Манфреда Лорда — уверенный голос уверенного в себе хозяина.
— Я разбудил тебя, дорогая?
— Нет. Почему?
Я целую Веренины плечи.
— А что ты делаешь?
— Я только что вернулся к себе в гостиницу. Я сегодня весь вечер особенно скучаю по тебе! И ты тоже?
— Что?
— Плохая слышимость? Ты слышишь меня?
— Да. Что ты сказал?
Я целую Веренину грудь.
— Я весь вечер так скучаю по тебе! И решил сразу же позвонить тебе, как только вернусь в гостиницу. Совещание было таким длинным.
Я целую Веренины руки.
— Наверное, это было очень утомительно? Да, Манфред?
— У тебя играет радио? Я здесь слышу. В моем номере тоже включен приемник. Только что я слушал «Il nostro concerto». И ты тоже?
— Да…
Я целую Веренины ладони, каждый пальчик, каждую его подушечку. Она гладит меня.
— Красивая песня, правда?
— Да, Манфред.
— Как дела у Эвелин?
— Она так хотела на Корсику. Я отпустила ее туда с няней.
— А почему ты не поехала с ними?
— Ах, знаешь, ни малейшего желания…
Я целую Веренин живот.
— … я лучше отдохну. Я так устала. Валяюсь целый день на пляже. Ты когда вернешься?
— К сожалению, только через шесть дней, дорогая.
— Только через шесть дней?
Теперь уже Верена целует мою руку, мои пальцы.
— Да, к великому сожалению. Переговоры затягиваются. Я приеду сразу же, как только освобожусь. Завтра в это же время я снова позвоню. Хорошо?
Я целую ей ляжки.
— Я… я буду рада.
— Всего хорошего, спокойной ночи.
— И тебе тоже. Всего хорошего. Всего хорошего.
Она кладет трубку и смотрит на меня своими громадными черными глазами. Мы оба молчим. Потрескивает огонь в камине. Вдруг Верена вскакивает и выбегает из комнаты. Я продолжаю сидеть, попивая виски. Верена не возвращается. Римское радио передает нежную музыку. С рюмкой я пересаживаюсь поближе к камину, закуриваю сигарету и гляжу на пламя. Моя рюмка пустеет. Я наливаю себе снова и Верене тоже. По радио играют «Arrivederci Roma…»[176]
Сзади меня обвивают руки. Верена вернулась. Она помылась и снова надушилась «Диориссимо». Я вдыхаю аромат ландышей. Ее груди прижимаются к моей спине. Она целует меня в затылок и шею.
— Забудь о том, что я говорила.
— Я уже забыл.
— Все это чушь… У кого не бывает таких снов… мы ведь любим друг друга…
— Да.
— Все будет хорошо, правда?
— Все будет хорошо.
— Сделай так еще раз. Пожалуйста, сделай. Чуть повыше. Да, вот так. Нежно-нежно, совсем нежно.
— Я сделаю все, что ты хочешь… столько, сколько ты хочешь…
— Ты просто чудо… я люблю тебя… я действительно люблю тебя… ты веришь?
— Да.
— Виски! Ты налил мне виски? Не опрокинь его.
— Не опрокину. Делай так еще… делай еще…
Камин. Огонь в камине. За ним море. Вот снова проплывает огонек, свет корабля в ночи, далеко-далеко — там в дали поблескивающего моря.
4
Я просыпаюсь. Огонь уже догорел. Часы на руке показывают десять минут пятого. Во сне Верена все еще держит меня в объятиях. Прежде чем уснуть, мы погасили свет, раздвинули занавески и открыли окно.
На востоке небо уже посветлело. Я наблюдаю, как с каждой минутой меняются краски. Сначала море совсем черное, потом серое, а затем зеленое.
Потом появляется солнце, и море сразу начинает слепить глаза.
Верена дышит спокойно и ровно.
Солнце поднимается все выше. Горные склоны вокруг озаряются его лучами, и на кустах по опушкам лесов, над красными, коричневыми и желтыми выжженными, мертвыми склонами раскрываются бесчисленные красные цветы. Я лежу рядом с Вереной и думаю о том, как все будет, когда мы станем жить вместе. Может быть, и у нас будет дом. Может быть, я когда-нибудь буду зарабатывать много денег.
