— Это все еще тот…
— Нет. Тот, старый, ты доконал. Это новый. Я на всякий случай купила еще два. Ведь наша любовь только-только началась?
Я обнимаю ее, но она освобождается.
— Сначала поешь, — говорит она. — А мне надо выпить пару рюмочек виски, чтобы подравняться с тобой.
— Верена… нас действительно тут никто не видит?
— Никто.
Она подводит меня к столу в нише, и я вижу, что на столе перед моим местом стоит ваза с красными розами.
— Ну, зачем ты..?
— Я ведь тоже люблю тебя. Садись и ешь!
— Я-то цветов тебе не привез…
— Ты мне их столько уже надарил. Теперь моя очередь. Распахни халат. А теперь быстро запахнись! Скорей! Иначе получится, что я напрасно готовила эту шикарную еду! Сейчас ты убедишься, что я умею. Ведь ты, конечно, хочешь, чтобы твоя жена умела хорошо готовить, так?
— Я хочу только тебя. Мне безразлично, умеешь ли ты готовить или нет.
— Не скажи! Жена должна уметь готовить, чтобы от нее муж не сбежал.
— Я от тебя никогда не сбегу!
— И все-таки. Лучше уметь готовить.
— Верена?
— Да?
Она стоит у плиты.
— Сними свитер и трусики.
— Только если ты снимешь халат.
— О'кей.
Потом мы сидим, и Верена потчует меня «Riso Fegatini е Piselli in Brodo»[169]. Удивительно вкусно.
— У тебя было такое с другими мужчинами?
— Что?
— Чтобы ты сготовила ему еду, а потом сидела с ним совсем голая?
— Нет, все, что я делаю с тобой, я еще никогда не делала ни с одним мужчиной.
— И я тоже, ни с одной женщиной. Задвинь все-таки занавески.
— Зачем? Здесь нас никто не может увидеть. Окна кухни выходят на бухту.
— А, может… может быть, мы поедим потом?
— Нет уж, другим мы займемся позже! Ты должен побольше протрезветь, а я — опьянеть.
— Я люблю тебя.
— Тебе надо как следует поесть, чтобы ты протрезвел и я хоть что-то от тебя имела. Почему ты так много выпил?
— От волнения. От того, что знал, что еду к тебе.
— Тогда я тебя прощаю.
Она пьет еще рюмку и бросает Ассаду на пол еду. Ас-сад подбирает ее. Голые мы сидим друг против друга. Мы едим, не сводя друг с друга глаз, и у нас постоянно что-нибудь падает с вилки.
— Верена…
— Да, я знаю.
— Что ты знаешь?
— То, что ты хочешь сказать. Но не говори. И я, мое сердечко, и я тоже. Но об этом потом. Позже. При этом у меня всегда разыгрывается аппетит.
Голая, она идет к плите, чтобы принести следующее блюдо. Я иду за ней и глажу ее.
— Я тебе нравлюсь?
— Ты самая красивая женщина в мире.
— А через десять лет?
— Ты останешься самой красивой женщиной мира! Для меня.
— Сейчас попробуешь «Pagari del Golfo»[170]. Не трогай меня, а то я все уроню.
— Ты опять надушилась «Диориссимо».
— Отпусти меня! Ну, отпусти же! Оливер! Ну, вот! Так и есть! Все на полу!
— Я буду есть даже с пола. Я люблю тебя. Люблю тебя.
3
Мы уводим и запираем Ассада. Верена еще немного выпивает. Потом мы задергиваем занавески. Теперь и Верена под хмельком. Она включает радио. Сентиментальная музыка. Римское радио. Мы ложимся на белую овечью шкуру перед камином. Мы делаем друг другу хорошо. Виски, содовая и ведерко со льдом стоят рядом с нами. Мы пьем. В прозрачном камине догорают последние язычки пламени и тлеют угли.
Римское радио, по-видимому, передает музыку только для влюбленных. Скрипки. Сентиментальные голоса.
Sull'eco del concerto…
Ovunque sei, se ascolterai…
accanto a te mi troverai…
Этот концерт…
когда ты его слушаешь…
то ты со мной…
— Мы никогда не потеряем друг друга, Оливер.
— Никогда.
— Мы всегда будем любить друг друга.
— Да.
Потом она плачет у меня на груди, и моя грудь становится мокрой от слез.
— Что с тобой?
— Ах, ничего…
— Нет уж, скажи!
— Это новая песня. Il nostro concerto.
— Наш концерт.
— Да. И они передают ее сегодня. Вот сейчас играют…
— Ты разбила пластинку. Love is just a word. Теперь у нас новая песня.
— Да, наша песня. Наш концерт.
— Ты из-за этого плачешь?
— Нет, не поэтому. Поцелуй меня. Но не спрашивай…
Язычки пламени все еще трепещут в камине. Вдалеке гудит пароход. Пустынный пляж лежит в зеленоватом свете луны.
— И все-таки я спрашиваю. Почему ты плачешь? Но только не говори, что от счастья.
— Из страха перед счастьем… У меня был сон… в последнюю ночь… Что-то ужасное… Во сне я любила тебя… Мы сидели здесь, перед этим камином, мы были одни, как сейчас… Я слышала эту же песню! Они же так часто ее передают! И я слышала ее во сне!
Она из всех сил прижимается ко мне, ее ногти впиваются мне в спину.
— Верена!
— Потом… потом песня прекратилась и раздался голос диктора… Это был… это был… Господь Бог!
— Что Он сказал?
«…dove sarai mi troverai vicino a te…»[171]
Скрипки. Много скрипок.
— Он сказал: «Говорит Римское радио. Синьора Лорд… Синьора Лорд… мужчина, рядом с которым вы лежите, мужчина, с которым вы сейчас счастливы…» Нет, я не могу.
— Говори!
— «Вы прокляты, — сказал Бог. — Вы прокляты. Вы вели непотребную жизнь. Вы хотите богатства. Вы вышли замуж за нелюбимого мужчину. Вы с самого начала обманывали его».
Скрипки. Теперь только скрипки. Песня кончается.
— «Вы не будете счастливы. То есть будете какое-то время. Но потом счастье кончится. Вы берете на себя груз вины, Верена Лорд. Вы хотите и то, и это. И вы сталкиваете одно с другим. Вы губите молодого человека. Вы порочны…
