она ко мне бросилась, целовать давай. Говорила, что жалеет о содеянном, что любит, что давно хотела вернуться…
Василий вновь замолчал, скупая слеза мелкой каплей скатилась из живого глаза на неживой металл.
— Трудно говорить, — взял себя в руки Василий, — мы ведь с ней всю жизнь, как ниточка с иголочкой, вроде и предназначены друг для друга, да попробуй с первого раза эту ниточку в ушко-то просунь. Только вот уже ближе к старости, на пятом десятке осознали бестолковость прожитой жизни. Сколько времени мы впустую потратили на скандалы, побеги, командировки. Сколько времени друг у друга украли. Понимай я это с самого начала, может быть, по-другому наша жизнь сложилась, глядишь, и дети бы были, а может быть, и внуков бы понянчил. Но не судьба, — подвёл неутешительный итог киборг, — не вышло у нас долгого счастья. Люди добрые под пытками рассказали, для каких целей я проживал в «Белом омуте». Вот и нагрянули «славные сыны арийской расы» рассказать лапотным крестьянам, что бывает за помощь партизанам. Я уходил в спешке и зазнобу свою захватить несумел. Не думал я тогда, что фрицы настолько тварями окажутся. Никто не думал. А там, почитай, весь хутор вырезали. Баб да девок насиловали несколько дней кряду, мужиков сразу оскопили да расстреляли. Жуткая картина, — нахмурился Василий, вспоминая дела давно минувших дней, — Знаешь, Кирилл, она ведь в день гибели мне во сне явилась. Сидела за столом, расспрашивала, о том, как я без неё все эти годы жил. А потом спокойно так рассказала о произошедшем. Рассказала про фрицев, то что приехали на трёх грузовиках, как вывели всех, как баб да девок насильничать начали. Рассказала про главного ихнего, про Александра Абфеля, мол, всё это произошло исключительно с его подачи. В ту ночь я проснулся в холодном поту и больше не смог уснуть, а через сутки, я воочию увидел, что сотворили с "Белым омутом". Эти твари даже хоронить никого не стали, просто в одну кучу в яму закидали трупы и уехали. Я зазнобу свою не мог так, без могилы оставить, заставил своих из отряда все эти трупы доставать, а там во всей этой… — киборг вновь замолчал, видно было, с каким трудом ему даётся исповедь, — в общем, дочка кузнеца чудом выжила. Ей, конечно, тоже досталось, но мы сумели привести её в чувство. Она-то и подтвердила всё то, что я уже знал из сна. И про грузовики, и про издевательства, и про тварь эту — Александра фон Абфеля. В общем, следующий год мне дался тяжело, я очень мало ел, мало спал и много употреблял марафета с беленькой. Искал я этого Алексашку. Я его, а он меня. И как-то раз мне свезло, о том куда этот...— Василий ненадолго замолчал, подбирая слово и не справившись с задачей, продолжил, — в общем, сдали его. Ну, я не будь дураком, поднял отряд, и мы к нужной деревеньке направились. Устроились удобно в километре на повороте дороги и стали ждать. Дождались. Первый в колоннее «Кёфер» офицерский ехал, первым мы его и подорвали. Всё, думаю, готов фриц, а нет, вылез из искорёженной машины урод. Стоит, шатается. Ну и из грузовиков охрана повыпрыгивала и давай палить в белый свет словно в копеечку. Быстро твари сориентировались, контуженного Абфеля под руки хвать и за грузовик. Слышал бы ты Кирюха, как я тогда от досады зубами скрипел. Наших на поляне тогда человек десять было, а фрицев что-то около двадцати, ну и начали мы стрелять. Бестолковее боя у меня за всю службу не было, палили друг в друга, словно перепуганные новички. В какой-то момент мне подручный мой говорит, мол, всё. Нужно сваливать. В следующий раз Абфеля кончим. Я тогда умом понимал, что Колька прав был, вот только ярость внутри мне не дала уйти. Я ему тогда рявкнул, что уйду последним, и даже собрался было уходить, но этот урод как раз из-за машины вышел. Без фуражки, с разбитой головой, в руках люггер. Явно ещё не отошёл от шока. И тогда я понял, что это мой шанс. Пока мои неслись прочь, я помчался в сторону Абфеля, на ходу разряжая мосинку. Ты не поверишь, время для меня словно замерло, каждая моя пуля забирала жизнь одного из фрицев, а когда закончились патроны, двоих я штыком доработал. Я тогда думал, сдохну, но эту тварь с собой в ад заберу. Да, фрицы тогда не ожидали такого напора, я тридцать метров секунд за пятнадцать пробежал. Кирюха, у меня тогда всё получилось бы, мне до этого урода один удар штыка оставался, я страх в его глазах видел. И он, и я, мы оба понимали, что ему конец. И тут вдруг всё замерло. Время словно остановилось. Все вокруг обратились в статуи. Я какие-то жалкие сантиметры не довёл острие своего штыка до головы фон Абфеля. Между нами возник разрыв пространства, и этого урода каким-то подобием багра затащили в разрыв. А потом затащили и меня. Так, собственно, я и оказался на станции Бис.
— Я тоже видел эти разрывы, — впечатлённый занимательной историей, с философской грустью произнёс Кир.
— Да… — с пониманием произнёс киборг и, немного помедлив, продолжил свой рассказ, — Там на земле мне не хватило самой малости, зазора с фалангу пальца, но я не собирался прощать или отпускать эту фашистскую тварь. Не-е-т, его ждала жестокая смерть от моей руки. И я, и он мы тогда уже все прекрасно понимали. Каждый из нас прекрасно знал, кто в этой погоне охотник, а кто жертва. И следующая наша встреча произошла уже тут на Бис. Как сейчас помню, нас тогда закрыли парализованных в какой-то комнате без окон и дверей. И гудение тяжёлое помню. Хмарь вокруг, всё серое и эти твари голые стоят и на меня косятся. Я тогда сразу понял, что они так же как и я, не могли конечностями двинуть, а ещё я понял, что если фрицы оклемаются мне карачун-то, и наступит. Уроют они меня одного ввосьмером. Как пить дать уроют. Я тогда волю свою напряг, как никогда, через немогу шевелиться начал. Ноги кое-как шли, а руки ни в какую двигаться не желали. Я этим тварям пока они в себя не пришли, глотки зубами рвал, как животное, как собака. Шестерых приговорил. Двое фрицев тогда уцелели, Абфель и помощничек его. Да и они бы не уцелели не
