день в больнице.
— Мне нравится обед,— с отсутствующим видом вновь произнес старик, а потом причмокнул губами.
Киндерман повернулся к медсестре отделения невропатологии. По выражению ее лица он пытался определить, пришла ли она уже в себя. Взгляд Киндермана скользнул по табличке на ее халате.
— Спасибо вам, мисс Вудс,— поблагодарил он.— Вы можете идти.
Девушка поспешно вышла и закрыла за собой дверь.
Киндерман повернулся к мисс Лоренцо.
— Вы не могли бы проводить этого старика в туалет?
Сестра Лоренцо на секунду замешкалась, а потом помогла старику подняться и довела его до двери туалета. Следователь не отставал от них и первым вошел внутрь. Медсестра и больной остановились у входа. Киндерман указал на зеркало над раковиной, где виднелась кровавая надпись.
— Это вы писали? — резко спросил следователь. Рукой он повернул голову старика так, чтобы тому были видны красно-коричневые буквы.— Кто-нибудь заставлял вас написать это?
— Мне нравится обед,— как заведенный бормотал старик.
Киндерман устало посмотрел на него, а потом, обратившись к сестре, отрешенно произнес:
— Уведите его в палату.
Сестра Лоренцо кивнула и вывела слабоумного старика в коридор. Как только их шаги затихли, Киндерман снова взглянул на зеркало и, нервно облизнув пересохшие губы, перечитал страшную надпись:
«НАЗЫВАЙ МЕНЯ ЛЕГИОН.
ИБО НАС МНОЖЕСТВО».
Следователь торопливо покинул туалет и направился к Аткинсу, поджидавшему его у дежурного поста.
— Пойдем-ка со мной, Немо,— на ходу бросил лейтенант, не замедляя шага.
Аткинс безропотно последовал за ним, и через некоторое время они уже стояли перед палатой номер двенадцать. Киндерман заглянул в окошечко. Мужчина в палате не спал. Он сидел на кровати в смирительной рубашке и, как будто зная, что Киндерман находится за дверью, ехидно ухмылялся и шевелил ил губами, словно что-то пытался сказать следователю.
Киндерман повернулся и обратился к полицейскому, дежурившему у двери:
— Сколько времени вы здесь стоите?
— С полуночи,— ответил тот.
— Кто-нибудь заходил в эту палату?
— Медсестра Несколько раз.
— А доктор?
— Нет, только медсестра.
Киндерман задумался, а потом повернулся к Аткинсу:
— Скажи Райану, что мне нужны отпечатки пальцев всех сотрудников больницы. Начни с Темпла, потом проверь весь персонал невропатологического и психиатрического отделений. А там видно будет. Мобилизуй на это дело еще пару человек, чтобы побыстрее провернуть его. Сравни отпечатки с теми, которые обнаружены на местах преступлений. Чем больше людей тебе удастся задействовать, тем лучше, ибо результаты нужны как можно раньше. Действуй, Аткинс. Поспеши. И передай медсестре, чтобы она пришла сюда с ключами.
Киндерман смотрел вслед быстро удаляющемуся помощнику. Когда тот скрылся за углом, лейтенант все еще прислушивался к его шагам, словно с этим звуком от следователя отдалялся весь реальный мир. Вот шаги затихли, и снова мрак просочился в душу Киндермана. Он посмотрел вверх, на лампочки. Три из них не горели — их еще не успели поменять,— и коридор был погружен в полутьму. Снова шаги. Это приближалась медсестра. Следователь ждал. Когда девушка подошла, он указал на дверь палаты номер двенадцать. Медсестра внимательно оглядела лейтенанта и отперла дверь. Следователь зашел внутрь. Нос у Подсолнуха был тщательно забинтован. Пациент, не мигая, следил за каждым движением Киндермана. Следователь прошел в дальний угол и устроился на стуле. Тишина начала обволакивать его. Подсолнух сидел не шелохнувшись. Настоящий манекен с широко раскрытыми глазами, да и только. Киндерман перевел взгляд на одиноко свисающую лампочку. Она вдруг начала мерцать, а потом так же внезапно перестала И тут следователь услышал злорадный смешок.
— Да будет свет,— раздался голос Подсолнуха.
Киндерман повернулся к нему, но глаза больного были по-прежнему пусты.
— Вы получили мое послание, лейтенант? — спросил он.— Я передал его через Китинг. Прелестная девушка Отзывчивое сердце. Да, кстати, я восхищаюсь вами. Вы правильно сделали, что позвали моего отца. Хотя тут надо еще кое-что уточнить. Вы не могли бы сделать мне маленькое одолжение? Звякните журналистам — пусть они снимут папашу вместе с Китинг, хорошо? Ведь, собственно, ради этого я и убиваю — чтобы обесчестить его. Вы же прекрасно понимаете это. Так помогите мне. И смерть восторжествует. Ну хотя бы на один денек. Тогда я вас не трону. Вы останетесь мною довольны. Кстати, я могу замолвить за вас словечко. Вас тут не больно-то жалуют. Только не спрашивайте почему. Они мне все уши прожужжали, что ваша фамилия начинается с буквы «К», но я не обращаю на них внимания. Правда, это очень благородно с моей стороны? И смело. Когда они выходят из себя, то бывают иногда так капризны и привередливы.— Казалось, Подсолнух вспомнил вдруг о чем-то неприятном, потому что внезапно передернулся.— Ну, не важно. Давайте больше не будем о них говорить. Итак, я вам задал любопытную задачку, лейтенант? Конечно, если учитывать вашу уверенность в том, что я Близнец.— Лицо его исказила гримаса ненависти, голос угрожающе загремел.— Убедился ты наконец или нет?!
— Нет,— ответил Киндерман.
— И очень глупо,— злобно прорычал Подсолнух.— Похоже, ты явно напрашиваешься на танец.
— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать,— откликнулся Киндерман.
— Я тоже,— равнодушно заметил Подсолнух. Лицо его разгладилось и являло собой в этот момент непроницаемую маску.— Я же сумасшедший.
Киндерман молчал, прислушиваясь к мерному стуку падающих в раковину капель. Наконец он заговорил:
— Если вы и есть тот самый Близнец, то как же вам удается выбираться отсюда?
— Вы любите оперу? — спросил вдруг Подсолнух и сочным бархатным голосом затянул известнейшую арию. Потом неожиданно замолчал и взглянул на Киндермана.— А я больше уважаю пьесы. Моя любимая — «Тит Андроник». Такая милая.— Он тихо засмеялся.— Как поживает ваш друг Амфортас? Недавно его посещал прелюбопытнейший гость, насколько я понимаю.— Подсолнух закрякал как утка, потом снова замолчал. И отвернулся к стене.— Над этим тоже надо еще покорпеть,— недовольно пробормотал он глухим, низким басом, а потом как ни в чем не бывало обратился к Киндерману: — Так вам интересно, как я отсюда выбираюсь?
— Да, расскажите мне.
— С помощью друзей. Закадычных друзей.
— Каких друзей?
— Да ну, это ужасно утомительно. Давайте побеседуем о чем-нибудь другом
Киндерман ждал ответа.
— Зря вы меня тогда ударили,— ровным голосом произнес Подсолнух.— Я ведь псих и не могу отвечать за свои слова.
Киндерман снова прислушался к падающим каплям.
— А мисс Китинг на ужин съела тунца,— сообщил Подсолнух.— Я чувствовал его
