понятия не имею, что это может быть, и только мучительно боюсь сказать и сделать что-нибудь не то — пока отсчитываю ступеньки, а потом шаги по коридору. И стою напротив двери её спальни, не решаясь постучать. Может, лучше дождаться, пока она спустится в общую каминную? Она же часто там ночует. А если не спустится?
— Господин Олкест, входите, — усталый голос из-за двери.
Она сидит за столом, придвинутым к стене. На столе — Водная Чаша и дневник. Лёгкая тканевая ширма — огораживает кровать — светильник из желчи мантикоры, таз для воды… я ловлю себя на том, что рассматриваю чужую комнату, и вжимаюсь в дверь. Упираюсь глазами в носки новых сапог: в комнате слишком тесно, и мне кажется, что если я еще и посмотрю на неё, мы будем совсем уж лицом к лицу.
— Думала, вы раньше заглянете по поводу всего этого, — краем глаза замечаю, как она поворачивает перевязанную ладонь. — Прошу прощения, что держала вас в неведении. Мне показалось, что вы были самую малость предубеждены на мой счёт — когда вы только попали в питомник. Вы что-то узнали о моём прошлом, верно? Ездили в общину?
Киваю, сам не свой от стыда. Будто меня поймали за чем-то ужасным, неправильным. Арделл молчит, и в этом молчании, как соль в морской воде, растворен вопрос: почему же я сразу не обвинил её, если говорил с её родичами.
— Ваш отец… он отказался говорить о вас. И… остальные тоже. Сказали только, что вы изгнаны, но за что — не уточнили.
— Понятно.
Во мне поднимается злость. На варгов, с которыми я разговаривал — совсем непохожих на неё. На Джода Арделл — с его седеющей бородой и величественными манерами пророка. На остальных — которые кривили лица в отвращении, как только я назвал им её имя.
Так что я поднимаю глаза и выпаливаю то, что хотел сказать по-настоящему, уже не один день:
— Я хотел извиниться. Сначала за то, что я… ну, вы знаете, этот выезд. Но не только. Я хотел извиниться за всё. За своё поведение и за… если я был груб с вами. Вот. Я считал вас… я думал о вас неверно, и я обвинял вас в дурных умыслах и в делах тоже, и я надеюсь, что вы однажды сможете мне это простить. Не сегодня, а вообще когда-нибудь.
Лицо у меня горит, и хочется приложить ладони к щекам. Гриз Арделл смотрит на меня от стола, и усталость на её лице мешается с удивлением.
— Вот сейчас? Вы пришли извиниться? После того, как вы узнали…
— Я не знаю, что такое — варг крови. Я читал об этом, но всюду упоминалось только мельком… и я слышал все эти намёки Петэйра на площади — о крови и варгах. И вы сказали, что они изгои. Но ещё я видел, что как вы спасли вчера их всех — Лайла, йосс… Нэйша, наверное, тоже. Поэтому, наверное, я знаю не всё. И книги и ваши родичи ошибаются, верно?
— Нет, — говорит она совсем тихо, — они не ошибаются.
Хорошо, что за спиной у меня — дверь. Такая твёрдая и надёжная. Прислоняюсь к ней, и она удерживает меня — от паденья в её голос, как в бездну боли.
— Варги не должны убивать — иначе они становятся «хищными пастырями». Варги не должны проливать кровь. Иначе возникает искушение пойти по лёгкому пути. Контроль на крови одновременно и проще, и сложнее: проще тем, что ты можешь контролировать многих животных, и тебе не нужно уговаривать их, чувствовать их боль, страх, неуверенность, сливаться разумом — ты просто подчиняешь их своей воле. Обращаешь в марионеток, забываешь об их чувствах, отсекаешь себя от них. Из равных и друзей делаешь — рабов. И в этом сложность. Потому что за это нужно платить. Не только тем, что ты испытываешь, когда применяешь Дар на крови — а это… сложно описать. Посмотрев единожды на живое сверху, как на раба — ты неминуемо переходишь в иное качество. Раньше или позже, но ты становишься тем же «хищным пастырем». Это слишком близко — смотреть на них как на жертвы или смотреть на них как на рабов. Ощущать себя убийцей или лишаться сочувствия, ощущая себя высшим. Слишком близко, понимаете?
Шёпот у неё торопливый и горячечный. Сухие губы и потускневшие глаза, и я почти не вижу зелени в них, словно то — алое на белом — забрало травы из её взгляда. Я стою, прижавшийся к двери, а она прибивает меня к древнему дереву колкими истинами из своего шёпота.
— Поэтому нам нельзя проливать крови. Мы вот с вами говорили о Постулатах Телесной Нечистоты… у варгов есть свои инструкции. Если случайно поранился — немедленно перевяжи с эликсиром, отбивающим запах. Если крови много — заглуши запах всеми способами. Если поранился рядом с животным, и оно потеряло рассудок — отвернись от зова крови и воззови к зверю, но как Пастырь, а не на крови. Если зверей рядом много — просто перетерпи их бешенство, потому что тебя они не тронут, они не могут переступить через запрет, даже когда рядом с ними пролита кровь варга. Вы сами видите, это не охватывает все случаи. Но этого хватает, чтобы оградить большинство. Потому что те, кто взывает к крови…
Я вдруг понимаю, что ей нужно выплеснуть это. Словно кровь из своих вен. Что она, может быть, не говорила об этом так с остальными. Конечно, Мелони знает, и Аманда, и проклятый господин Нэйш, и Фреза тоже — но они относятся к этому как к чему-то нормальному, и наверное — она им объясняла как-то иначе…
— Их изгоняют из общин, верно?
— Некоторые умирают. Когда у них не хватает сил справиться с контролем, — Откидывает со лба растрепавшиеся волосы. Перевязанная рука едва заметно подрагивает. — А тех, кто сумел справиться… да. Потому что рано или поздно — они перерождаются всё равно. Дар меняется, сочувствие к живому утрачивается — и они теряют настоящее единение с животными. Остаётся лишь Дар на крови … — она чуть морщится, машет рукой, как бы показывая, что конец одинаково печален, и дальше можно не продолжать.
Я торопливо киваю: мне совсем не интересно — что бывает со всякими там варгами крови. Которые — всё равно не она.
— Но от этого же можно как-то защититься? Да?
Тонкие пальцы рассеянно перебирают страницы дневника в кожаной оплётке.
— Каждый ищет свои способы. Кто-то уходит в отшельники. Кто-то
