Зная французские теории литературы (но не понимая культуры, которая породила их), поверхностно усвоив греческую мифологию, полностью погруженный в учебную жизнь американских университетов, Барт представляет собой именно тех писателей, которых рано или поздно, но должны были создать университетские факультеты английского языка. Поскольку Барт не обладает большим стилистическим талантом ни в области простонародной речи, ни высокого стиля, его повествование лишено энергии. Ныне модно прерывать рассказ, чтобы оценить манеру повествования, но в данном случае этот прием лишь привлекает внимание к убогости стиля самого произведения.
Должен сказать, что при чтении такой бездарной писанины возникает ощущение удушья. Предложение за предложением мелькает перед усталым взором, и очень хочется, чтобы автор писал хорошо...
1976 г.
ДЖЕССИКА СМИТ
ЛЮДИ новой эпохи
Советская литература помогает нам раскрывать перед американскими читателями правду о первой стране социализма—и за это мы ей благодарны. За сорок лет моей работы в журнале нами опубликовано множество произведений советских писателей, но хотелось бы сделать еще больше.
На нас, людей, живущих в сотрясаемом кризисами обществе, производят огромное впечатление близость советских писателей к жизни своего народа, ваш гуманизм, ваша способность ощущать себя частью рабочего класса.
Советские литераторы не только описывают замечательную реальность социалистического строя с ее свершениями и проблемами, но и сами участвуют в ее созидании. Вы пишете и вы же своим трудом помогаете создавать человека новой эпохи.
Как мы благодарны вам за такую литературу—свободную от порнографии и коррупции, бессмысленной жестокости и пессимизма, литературу, не принижающую, а возвышающую человека! Воспевая радость труда, показывая, каким почетом окружены в СССР труженики, вы вдохновляете нас величием своих свершений—я имею в виду БАМ и другие стройки коммунизма.
В нашей борьбе с расизмом и реакцией все большее значение приобретает мощный поток поэзии и прозы, идущий из недр великой интернациональной семьи советских народов. Даже самые малые народности вашей страны, не имевшие до революции письменности, ныне рождают своих художников, участвуют в процессе взаимообогащения культур разных национальностей, в процессе раскрытия творческих возможностей человека.
Мы свято храним память о советских писателях, отдавших свои жизни за победу во второй мировой войне, и благодарим советскую литературу за то, что она показала всему миру Подлинное лицо фашизма и агрессии.
Советская литература заслуживает глубочайшего уважения, Ибо она непоколебимо верна ленинской миролюбивой политике, которая получила дальнейшее развитие в Программе мира, принятой XXIV съездом КПСС, и успешно претворяется в жизнь, о чем свидетельствуют решения XXV съезда вашей партии.
Прогрессивные писатели США приветствуют ваши усилия, направленные на укрепление разрядки, на предотвращение термоядерной войны. Мы с вами, дорогие друзья, в борьбе за Достижение этой великой цели!
ДЖОЙС КЭРОЛ ОУТС
СОВРЕМЕННЫЙ РОМАН
Тенденции. Итоги. Газетные заголовки. Чем грубее сокращение, тем лучше оно «работает». Что такое литература— победоносно неукротимый процесс, борьба индивидов, которые воюют, чтобы выразить множество «правд», лишь воображая, что они участвуют в соревновании, или литература—ложный термин, несуществующее понятие, изобретение критиков, профессоров и энциклопедистов? Обозревая местность, невольно полагаешься на плоскостной метод, вопреки самым разумным инстинктам видеть больше, чем примитивные схемы.
Есть Традиционные Романисты, которые пишут так же самозабвенно и неутомимо, как и их двойники XIX века, находясь в полном неведении относительно слухов о смерти романа (впервые возникших после публикации некоторых глав «Улисса», в первую очередь «Бродящих скал» и «Циклопа», хотя в более щедрое на воображение время можно было бы оспорить эту дату, назвав 1759—1767 годы, когда был издан «Тристрам Шенди»). Есть еще и Экспериментальные Романисты, которые воображают, должны воображать, что они изобретают форму заново и, сокрушая прошлое, создают свой уникальный язык, соревнуясь с вывихами века акселерации (хотя экспериментальный писатель, если он не признает «Поминок по финненгану», не может быть принят всерьез).
Есть, конечно, и Романисты Специализированного Интереса, самозванные пророки различных «меньшинств»—негров, гомосексуалистов, эмансипированных женщин; есть Романисты-Постмодернисты, Романисты-Нон-документалисты, Романисты-Миниатюристы, Романисты-Гаргантюисты и Анти-романисты. Критик из «Три Квотерли» как-то заметил ворчливо, что преимущество популярного, «понятного» романа в том, что у него есть читатели, в то время как у экспериментального романа их почти нет, и что это кажется подлинным преимуществом, но не дает повода считать, будто популярный роман действительно обладает какими-либо достоинствами. С другой стороны, такая талантливая писательница, как покойная Флэннери О’Коннор, однажды зачеркнула все экспериментальное творчество, сказав: «Если это выглядит чудно на странице, я это не читаю». Энергия заряда 60-х годов все еще пребывает с нами, однако полюса отстоят друг от друга гораздо дальше, чем когда-либо, между теми, кто рассматривает искусство автономньм, самостоятельным родом деятельности, и теми, кто считает его средством общения.
Итак, достаточно теории. Разве истинно вдохновенный писатель, не говоря уже о вдохновенном читателе, интересуется эстетическими теориями? Жрецы элитарного искусства продолжают выпускать свои манифесты друг для друга и как рекламу собственных произведений; академические критики, как, например, структуралисты, пишут в основном друг для друга; и в этом нет никакого вреда. В Америке почти никто никого не слушает. Подобно тому, как дадаизм исчез бесследно, потому что его оригинальный революционный дух не смог быть поддержан, так и все бунтарские теории 60-Х и 70-х годов, наверное, испарятся или сохранятся в академических трудах с названиями вроде «Смерть романа», «Метапроза», «Саморазрушительное искусство».
Обзор по горизонтали, таким образом, неудовлетворителен. Ни один серьезный писатель не интересуется господствующими тенденциями, затем что он или она стремятся избежать их; серьезные читатели—а их
