Только два человека отказались записать свои паллатоны как модели, противоречащие их подлинной личности. Одним из них был, разумеется, Малаклипс Красное Кольцо, которого его взгляды обязывали не избегать смерти, а поступать как раз наоборот. Второй, Данло, тоже лишь улыбнулся, когда один из чтецов Харры пригласил его в камеру преображения, наспех сооруженную в западном крыле дворца. Ему не хотелось думать, что если в него попадет шальной ивиомилский снаряд, проскочивший мимо дворцовых лазеров, то программисты Харры всунут его паллатон в вечный компьютер, и Архитекторы скажут, что светоносец наконец-то приобщился к вечной Церкви, как суждено будет когда-нибудь каждому из людей.
Шансов на то, что он передумает, не было, и тем не менее голографический Эде толковал ему о пользе спасения. Как только Данло оставался наедине с образником, Эде напоминал ему о бренности их существования. В первый день, когда начали бомбить и Харра с двумя сотнями старейшин и Данло укрылась во дворце, Эде вычислил, что Бертрам первым делом атакует космодром, чтобы захватить корабль Данло. Кроме того, он определенно попытается захватить и самого Данло, чтобы пытками или очищением принудить его выступить на стороне ивиомилов.
– Ты бы лучше позволил программистам снять с тебя паллатон, – сказал Эде Данло после особенно кровопролитного девятого дня, когда началась третья битва за космодром. В тот же день по городу прошел слух, что Малаклипс Красное Кольцо убил Суля Ивиэрсье, Пилар Наркаваж и еще двух старейшин, так и не добравшихся до дворца. – Мне слишком хорошо известно, что сохранить хотя бы часть своих программ – это лучше, чем ничего.
Данло, весь день ухаживавший за ранеными, лежавшими в комнатах и коридорах дворца, слишком устал, чтобы ему возражать. Он не хотел говорить голограмме, что одного примера Николоса Дару Эде, существующего в виде программы компьютера-образника, достаточно, чтобы отказаться от подобной участи.
– Впрочем, если люди Харры все-таки удержат космодром, – продолжал Эде, – мы сможем бежать отсюда.
Данло потер глаза, перед которыми все еще стояли ужасы этого дня.
– Да, это возможно, – сказал он. – Мы могли бы бежать в Экстр, а потом на Тиэллу. Ты так и поступил бы?
– Я? – Казалось, что Эде говорит сам с собой, взвешивая шансы и степень риска. – Что опаснее – оставаться во дворце или выйти на улицу и рискнуть добраться до космодрома?
– Не знаю. Это нельзя знать наверняка.
– И если мы даже доберемся до космодрома и улетим, нам придется бросить здесь мое тело.
Взрыв сотряс окна дворца, и Данло кивнул. Он не забыл своего обещания помочь Эде вернуть его замороженное тело.
– Но мы сможем вернуться сюда, если Харра победит Бертрама и приберет ивиомилов к рукам, – сказал он.
– А если не сможем? Вдруг глава твоего Ордена запретит тебе возвращаться, или твой корабль попадет в звездный взрыв, или…
– Это правда. – Данло вздохнул, потому что не любил перебивать никого, даже голограмму человека, некогда бывшего богом. – Кто может знать свою судьбу?
– Если есть вероятность, что мы больше не вернемся сюда, я предпочитаю остаться.
– Здесь не ты выбираешь, – улыбнулся Данло.
– Еще бы – ведь я не могу вести твой корабль, верно, пилот?
– Я тоже не могу выбирать. Битва за космодром еще не выиграна.
Но прошло еще два дня, и Харра постучалась к Данло, чтобы сообщить ему о великой победе. То, что Святая Иви пришла к нему в то время, когда весь мир вокруг них разваливался на части, удивило Данло. Они разговаривали наедине впервые после того завтрака перед его Вхождением к мертвым.
– Входите, пожалуйста, – сказал он, распахивая дверь.
Харра немного помедлила на пороге, с грустью глядя на спящего человека, раненного в бою за космодром. Раненые, лежащие на раскладных койках и пенопластовых матрасах, заполнили вебь коридор, и во дворце, помимо обычных гидроксилов, сульфатов и альгедидов, пахло теперь кровью, гноем и горелым мясом. Женщины и дети в перепачканных белых кимоно сновали между стонущими Архитекторами, разнося воду и пищу. Немногим счастливцам доставался чай из алаквы, немного облегчающий боль. Харра для визита к Данло надела свежее кимоно, но и его шелковый подол уже испачкался кровью в том месте, где какой-то страдалец прильнул к нему лицом. Для Святой Иви, как и для любого другого, пройти по коридорам дворца было нелегкой задачей.
– Пожалуйста, посидите со мной немного, – сказал Данло. – Присядьте, благословенная Иви, – вы, должно быть, очень устали..
Харра со вздохом потерла морщинистую кожу вокруг глаз.
Она действительно выглядела смертельно уставшей, ее карие глаза ввалились, лицо осунулось и побледнело. Сейчас ей, пожалуй, можно было дать все ее 128 лет.
– Спасибо. – Ее обычно звучный голос охрип и ослаб, как будто она последние дни говорила не умолкая. – Нам очень приятно будет посидеть с вами.
Данло пригласил ее в алтарную комнату и усадил на одну из белых подушек. Харра держала в дрожащих руках образник – такой же, как у Данло; даже Святые Иви никогда не выходят из своих комнат без личного компьютера. Данло с улыбкой взял у нее образник и поставил на алтарь рядом со своим, а потом сел на другую подушку напротив Харры.
– У меня нет чая, чтобы предложить вам, благословенная Иви. Прошу прощения.
– Не нужно извиняться. Мы сегодня и так уже выпили слишком много чая.
Данло с грустной улыбкой посмотрел ей в глаза. Честность Харры не уступала ее доброте, но он не думал, что сейчас она говорит правду. Чай приберегали для раненых, и вряд ли Харра после контактной церемонии выпила больше чашечки. Сам Данло пил только воду.
– У вас тоже усталый вид, пилот, – заметила Харра.
– Мы все устали, правда?
– Мы слышали, что вы не спите с самого начала третьей битвы за космодром. Трое суток, пилот.
– Трудно спать, когда люди кричат и просят пить.
Из смежной спальни, словно в ответ на эти слова, донесся тихий стон. Там среди цветов и отодвинутой по углам роскошной мебели, лежали на полу четверо умирающих. Одним из них был дворцовый служитель Томас Ивиэль. Данло почти непрерывно готовил им чай, менял повязки, выносил тазы с кровью, желчью и прочим, что выделяет обожженное, изломанное человеческое тело.
– Как же вы обходитесь без сна целых трое суток? – спросила Харра.
Данло с улыбкой потер глаза.
– А много ли вы сами спали за эти дни, благословенная Харра?
– Но мы – Святая Иви нашего народа, что бы там ни заявлял Бертрам Джаспари.
– Я посплю потом, когда придется. Когда смогу.
Харра вздохнула, видя, что упорство Данло почти не уступает ее собственному.
– Мы сожалеем, что не имели случая поздравить вас после вашего испытания. И встретиться с вами наедине. Мы были очень заняты. Мы поздравляем вас теперь, Данло ви Соли Рингесс. Вот вы и светоносец, верно?
