Но речь сейчас была не о них. ‒ Я столько раз видел, как ты завлекаешь мужчин, что по-твоему я должен был подумать, когда ты виляла перед ним хвостом?
Потому что, если все это было не для удовлетворения ее природы, то получается, что Сайман ‒ изменник. Он позволил себе думать о Маре ужасные вещи, пошел на поводу у своих чувств к Уру, к той жизни, о которой всегда мечтал и которую увидел во сне. Не идеальная, но с семейным счастьем. Он полностью заслужил пощечину и ещё сотню таких же.
Сайман все ещё не понимал, картина не желала складываться воедино. А может, он сам противился этому, в тайне надеясь, что сделал все правильно. Он не дал ей себя обойти, требуя ответа, но руку отпустил.
Доверия и правда не было. Мара столько раз кричала про свою природу, про то, что жить без секса не может. Да и Сай постоянно видел ее с разными мужчинами. Все это отложилось в его голове. Пусть он и любил Мару, но всегда боялся и ждал, что наступит тот день, когда он перестанет быть ей интересен. Наверное, он и сам не думал, что при первом же намеке посчитает ее неверной. И ему было стыдно за это.
Она не хотела говорить. Не хотела, чтобы все, что дальше происходило между ними, у них было из-за его чувства вины. Или из жалости, если он действительно полюбил эту знахарку. Какая же Мара дура. Столько мужчин оприходовала, а желанного взгляда у Уру она так и не увидела! Подождите, а может, там и не желанный взгляд был, а влюбленной? А Маре, что первый раз окунулась в это озеро, были чужды такие взгляды, не знакомы и не привычны… Вот и не распознала.
Его слова ударили больно. «Виляла хвостом…» Её родной хвост не хотел вилять перед этим мужчиной ‒ она заставила. И то, чтобы наверняка, но Аврил был добрым малым. Он, наверное, и без какого-либо желания к Маре согласился бы.
На самом деле, если подумать, не было оправдания тому, что она кокетничала. Но другого способа «просить» она не ведала. Просто либо откажут, либо надо постараться, чтобы не отказали ‒ так она привыкла, обедая и выпивая за счет мужчин, получая украшения и вещи.
‒ Чтобы он снял мне рога. ‒ Слабое оправдание. Но зачем нужно было избавляться от них, Мара уже не скажет. ‒ Чтобы… Чтобы перестать быть фейри…
Маленькая ложь, да в ней тоже была доля правды. Мара хотела отказаться от своей природы. Она уже отказалась от неё, когда поняла, что любит Саймана. И сейчас, пытаясь от него уйти вновь, она чувствовала руку на своем плече, и эмоции сорвались, как поздний осенний лист, гонимый сильным ветром:
‒ Отпусти меня! Мне больше нечего тебе сказать! Зед, забери меня!
Он придет. Странно, что позвала именно его. Может, в нем видела спасение от Саймана? Может, верила, что на её зов, после стольких обещаний, он обязательно придет? Будто верила во все его слова. Он мог услышать её из таверны?
Но кто угодно… Слишком мало прошло времени, и образ целующегося Саймана до сих пор перед глазами. И при всем при этом, упрекают в несуществующей измене именно её. Лишь за прошлое…
‒ «Перестать быть фейри…» Зачем? ‒ Сайман не желал ее отпускать, пока во всем не разберётся. Ее слова только сильнее путали.
Но таверна была и правда близко, чтобы на крики высунулись люди. Кроме Зеда, в окно выглянула и Мира. И если первый спрыгнул прямиком со второго этажа, чтобы мгновенно оказаться рядом с Марой, то второй пришлось бежать по лестнице.
‒ Убери от нее руки, ‒ с угрозой произнес Зед, ‒ или я отправлю тебя к твоему лекарю с парой новых дырок.
Сайман не боялся его, но видя, как собирался народ, руку Мары все же отпустил. Она отошла к Зеду, пряча лицо, и они вдвоем пошли к таверне. Такое окончание разговора не устраивало Саймана, и он собирался последовать за ними, чтобы продолжить расспросы без лишних глаз.
‒ Мара, я не понимаю. ‒ Он сделал шаг за ней, но его остановил удар в грудь.
‒ Отдай Уру, это рецепт, ‒ указала Мира глазами на листок, который ткнула ему. Хоть Сазгаус и говорил не вмешиваться, она не могла остаться в стороне, видя Мару в таком состоянии. Она ведь была такая счастливая, несмотря на изнеможение, когда с пузырьком отправилась к нему. Не требовалось быть провидицей, чтобы понять, что произошло что-то нехорошее между ними. И если Мара хотела оказаться одна, без Саймана, пусть так и будет. А завтра во всем разберутся.
Ему ничего не оставалось, кроме как остаться на улице и озадаченно смотреть, как девушки в обществе сторожевого пса по имени Зед скрылись в таверне.
***
‒ Так вы в отношениях?
Таким вопросом встретила его Уру. А что еще она могла подумать? Если бы Сайман не побежал за Марой, можно было бы сказать, что он и сам был не в курсе её чувств. Но он ведь побежал объясняться, успокаивать её.
Но Сайман не ответил. Он смотрел куда-то в никуда, держа в руках какую-то бумажку, которая Уру не волновало. Она была расстроена, очень! Чувствовала себя какой-то использованной. Даже не так. Просто мечты маленькой девочки разбили, да еще и растоптали. Никогда бы не подумала, что Сайман мог быть таким мужчиной, но оказывается, жрецы тоже не безгрешны.
А еще эта Мара… Боги, что с ней стало? Врачебный взгляд Уру ясно дал ей понять, что с фейри было что-то не то. И дело не в рогах, а в её физическом состоянии. На лицо видно было истощение! Не её последняя стадия, кончено, но все же!
‒ Что это? ‒ спросила расстроенная Уру, когда Сайман протянул ей злосчастный листок. ‒ Рецепт? Чего?
Наверху была надпись, и когда, после слова «Рецепт» она дочитала «от красного дыхания», нащупала позади себя стул и села, не в силах стоять на ногах. Боги, неужели оракулу из группы Саймана удалось связаться с тем самым великими лекарем? Но…
‒ Великая Индра!.. ‒ вздохнула Уру, понимая, куда делись рога Мары.
‒ Идиот… ‒ отругал сам себя Сайман.
Что мешало им просто поговорить? Теперь он потерял Мару. И Уру. И он не знал, как вернуть хоть одну из них, да и надо ли. Им обеим явно будет лучше без него. Подойдя к
