Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 162
Осуществляя такой титанический труд, как создание «Словаря», Дашкова претендовала на очень высокое место в тогдашнем литературном мире. Под ее руководством работала большая группа писателей и ученых, княгиня стояла во главе государственного учреждения, созданного специально, чтобы контролировать литературный процесс. Благодаря этому, Екатерина Романовна становилась своего рода «бабушкой русской словесности». Писателям следовало советоваться с Академией, уважать мнение княгини.
В то же время в России были разрешены частные типографии и не запрещалось создание самостоятельных сообществ творческих людей. В этих условиях должное уважение проявляли далеко не все. Среди молодых авторов постоянно появлялись выскочки, которые игнорировали опыт, опеку, поправки «старших по званию», проявляли пренебрежение к академическим чинам. Скромное поначалу «Общество друзей» со временем расширилось, обзавелось поклонниками и покровителями в чиновной среде. Начало выпускать свой журнал, то есть претендовало на роль альтернативного центра литературной жизни Петербурга{969}. Его соперничество с Академией обозначалось все резче и резче.
При этом самый левый из писателей общества продолжал служить, ходил в немалых чинах и получал награды. Странное дело, но ни одна из политических статей Радищева не вызвала неудовольствия начальства. А ведь все крамольные мысли, собранные вместе в «Путешествии…», уже так или иначе прозвучали в ранних публикациях автора и благополучно прошли цензуру. Но одни и те же идеи до и после штурма Бастилии звучали совсем по-разному.
«Тон Мирабо и всех бешеных»
Зададимся вопросом: а зачем крупный таможенный чиновник в условиях войны путешествует из Петербурга в Москву, то есть из главной столицы в резервную? Дело в том, что с самого начала войны со Швецией группировка Воронцова старалась уверить императрицу, что имеющимися на севере силами невозможно защитить ни Финляндию, ни сам Петербург. Готовилась эвакуация, из многочисленных загородных резиденций вывозились ценности. «Из Мурина вывезли в Москву почти все»{970}, – сообщал о действиях Александра Воронцова Гарновский.
О финансовых делах графа Радищев знал, быть может, лучше других. Он блестяще умел ладить со своим начальником и, по его поручению, просеивал все кадры служивших на петербургской таможне чиновников. Оставались только те, кого лично рекомендовал Радищев{971}. В Архангельске тем же самым занимался его родной брат М.Н. Радищев. Излишне говорить, какой простор для злоупотреблений открывал подобный принцип.
После ареста подчиненного Воронцов очень внимательно отнесся к судьбе документов Петербургской таможни. Значительная часть бумаг хранилась у президента Коммерц-коллегии дома, в частности около ста дел, относящихся непосредственно к работе Радищева. Уходя в бессрочный отпуск, перетекший в 1792 г. в отставку, Александр Романович предусмотрительно увез архив с собой из Петербурга в имение Андреевское под Владимиром. И сколько бы впоследствии к нему ни обращались с просьбой о возвращении нужных бумаг, документы продолжали числиться «недосланными»{972}.
Летом 1790 г. Северную столицу покинула и княгиня Дашкова. Она застала лишь начало скандала с книгой Радищева, а о развязке дела узнала из письма брата в Троицком. Как видно, княгиня серьезно отнеслась к возможности захвата Петербурга шведами, о которой говорил Александр Романович, и вернулась из-под Москвы, когда опасность миновала.
Тем временем Екатерина II ознакомилась с книгой и составила на нее более 90 помет. Если Дашкова заметила в Радищеве «писательский зуд», то Екатерина II – «необузданные амбиции» и «стремление к высшим степеням». Она писала: «…да ныне еще не дошед, желчь нетерпения разлилась повсюду… Не сделана ли мною ему какая обида?»{973}
Прозорливый Потемкин предупреждал императрицу: «Ваши деяния – Ваш щит»{974}. Однако Екатерина была серьезно оскорблена: «Грех ему! Что я ему сделала? Я занималась его воспитанием, я хотела сделать из него человека полезного Отечеству»{975}. Совету был дан приказ расследовать дело, невзирая на лица. Последнее касалось напрямую Александра Воронцова – по выражению Гарновского, «другие члены Совета в его присутствии не смеют и пикнуть», «сидят молча, опустив головы». Таким образом, дело Радищева решалось, невзирая на покровителя.
В июле писатель был приговорен к смертной казни через отсечение головы. Но 4 сентября 1790 г. императрица смягчила приговор, заменив смертную казнь на десятилетнюю ссылку в Сибирь. Буквально на следующий день Воронцов передал в крепость 300 рублей на покупку для узника теплой одежды и обуви. Радищева повезли в ссылку, закованным «в железа», но Александр Романович добился снятия кандалов. Петербургские сплетники не ошибались, говоря, что граф шлет вслед своему бывшему подчиненному целые обозы. Все годы пребывания писателя в ссылке Воронцов оказывал ему солидную по тем временам финансовую помощь. Сначала посылал по 500 рублей ежегодно. Затем, когда Радищев женился на сестре своей покойной супруги Елизавете Васильевне Рубановской и у них родился ребенок, сумма увеличилась до 800 рублей. С появлением на свет второго малыша – до 1000 рублей{976}.
Заметим – благодеяния посыпались на ссыльного писателя именно после смягчения приговора, когда стало ясно, что он рассказал и о чем умолчал. А до того, во время следствия Воронцов залег на дно, не посещал придворных церемоний, обедов, праздников, сказавшись больным, перестал появляться в Совете. Недоброжелатели обвиняли Александра Романовича чуть ли не в соавторстве с Радищевым или во всяком случае в подстрекательстве к написанию крамольной книги. Понадобилось заступничество Безбородко, в личном разговоре уверившего государыню, будто граф узнал о «Путешествии…» позже других{977}.
Дашкова, вспоминая о деле Радищева, писала: «Этот инцидент и интриги генерал-прокурора внушили моему брату отвращение к службе, и он попросил годового отпуска, ссылаясь на расстроенное здоровье, требовавшее покоя и деревенского воздуха… до истечения срока отпуска он подал прошение об отставке и получил его»{978}.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 162
