Энни подошла к старой швейной машинке, стоявшей под окном, из которого была видна дорожка, ведущая к парадному крыльцу, и увитый розами забор.
— Бабуля говорила, что ты была замечательной швеей, мама. Она рассказывала мне, как ты ходила в магазины модной одежды, чтобы посмотреть на новые фасоны, затем возвращалась домой и делала выкройки, воплощая в них собственные идеи. По ее мнению, у тебя был талант модельера.
— Действительно?
— Да, она так рассказывала. Бабушка очень гордилась тобой. А еше она говорила, что все женщины в нашей семье в той или иной мере были склонны к занятиям искусством. Моя прабабушка Элен умела великолепно вышивать и готовить. Тетушка Джойс занималась живописью и графикой. Бабушка Лиота вырастила прекрасный сад, а из тебя получился бы замечательный модельер. — Энни заметила влажный блеск в глазах матери.
Господи, слышит ли она меня… понимает ли?
Энни знала, что мать пытается открыть новую страницу своей жизни, хочет стать лучше, хочет ничего не бояться. Но этого все равно мало. Она должна отказаться от себя, должна позволить Господу показать ей, какой Он ее создал, какой она должна быть. Согласится ли мама отринуть свою гордыню ради великой цели?
Сегодняшний день может положить начало этому. Прошу тебя, Господи, пожалуйста. Ты смягчил ее сердце. Примет ли оно зерно истины?
— Она твоя, мам. — Энни провела рукой по полированной поверхности старинной зингеровской машинки. — Ты можешь забрать ее в любое время.
— Нет, Энн-Линн, она принадлежит тебе. Все в этом доме твое.
Энни уловила нотку обиды в голосе матери и догадалась, что она чувствует себя обделенной, несмотря на то, что ей досталось богатое наследство — акции.
— Бабушка Лиота оставила мне все веши, она знала, что я отдам их тебе и дяде Джорджу, как только вы сможете их принять. Машинка твоя, мам. Бабушка хотела, чтобы ты взяла ее себе.
Дыхание Норы стало прерывистым.
— Как ты можешь быть абсолютно уверена в этом? — В голосе матери прозвучало сомнение, и Энни показалось, будто этот вопрос задала маленькая девочка, желающая получить то, что, по ее мнению, получить невозможно.
— Открой машинку, мама, и убедись сама.
Энни поцеловала мать и вышла из комнаты.
Нора осталась одна, и волнение ее возросло. Ей вспомнилось, сколько долгих часов она провела, сидя за этой старенькой швейной машинкой. А какое удовольствие доставляла ей эта работа! Она забывала про все на свете. Когда же она бросила шить? Почему? Не в тот ли год, когда сбежала из дома и вышла замуж за Брайана? Позже она купила себе новую швейную машинку. Но годы шли, у нее появилось достаточно денег, чтобы покупать готовые вещи. Времени на шитье уже не оставалось. Она возила Энни в школу, на уроки музыки, на другие занятия, которые сама же для нее выбирала.
Нора провела рукой по старенькой машинке и вдруг как будто увидела ее другими глазами. Как ее мать находила уединение в саду, так она любила запираться здесь, в этой комнате, и за работой забывала обо всем, мечтала о чем-то и надеялась, что в жизни есть что-то еще, кроме одиночества и тоски.
Ах, мама, разве мы с тобой такие уж разные? Почему я не замечала нашего сходства раньше?
Сняв крышку со старенькой швейной машинки, Нора поставила ее в рабочее положение. К машинке был прикреплен белый конверт, на котором рукой матери было выведено «Эйлиноре». Дрожащими пальцами она развернула письмо.
Моя любимая Эйлинора!
Я знала, что в один прекрасный день ты очнешься и снова откроешь эту машинку. Я так гордилась тобой. Помню, я заглядывала в комнату и наблюдала, как ты шьешь. Ты бывала такой сосредоточенной. Ты очень старалась. Не успокаивалась, пока у тебя не получалось все, как нужно. Ты шила такие замечательные вещи, дорогая, какие под силу только художнику. Художественный талант всегда жил в нашей семье, сама знаешь. Твой отец был отличным столяром. Только посмотри на каминную полку, на пристройку к гаражу, на решетку в саду Победы. Бабушка Элен готовила лучший штрудель по эту сторону Атлантического океана. А твой дедушка учил меня выращивать растения. У тебя прекрасная наследственность.
Я любила представлять себе, как ты снова садишься за машинку, чтобы сшить костюмы к церковному празднику, одежду для беременных женщин из небогатых семей, ползунки для малышей и чудные платья для таких пожилых женщин, как я сама. Господь благословил тебя на эту работу. Я точно знаю.
Вчера вечером ты сказала мне, что я никогда не любила тебя. Как же ты ошибаешься, моя милая. Ты моя дочь, и я всегда молилась Господу за тебя, Эйлинора. Я полюбила тебя в тот момент, когда поняла, что у меня будешь ты. А когда впервые взяла тебя на руки, полюбила еще сильнее. Я дала тебе имя, которое должна носить настоящая леди, женщина с сильным характером, и я уверена: Господь хочет видеть тебя именно такой. Доверься Ему, и Он сделает тебя Своим сосудом. И помни… я никогда не переставала тебя любить, Эйлинора, даже в те годы, когда ты думала, что это не так. Ты — моя любимая дочь. И даже когда ты далеко, я мысленно прижимаю тебя к себе. И где бы я ни была в тот момент, когда ты прочтешь это письмо, поверь мне, моя любимая.
Я по-прежнему люблю тебя.
Мама.
Нора заплакала. Она прочла письмо еще раз, хотя слезы застилали ей глаза, потом прижала его к груди и снова перечитала строчку за строчкой.
— Энни сказала мне, что ты здесь, — услышала она голос Фреда у себя за спиной. Он положил руки ей на плечи и стал нежно гладить их. — Она говорит, что одним из желаний Лиоты было отдать машинку тебе. Ты хочешь взять ее?
— Хочу.
Она хотела этого сильнее всего на свете. Гораздо сильнее, чем быть владелицей ценных бумаг, которые были для нее не более чем наличными деньгами. Когда мистер Рукс прочитал им завещание, она почувствовала себя так, будто ее лишили наследства. А сейчас она могла бы сравнить себя с возвратившимся домой блудным сыном, которого с радостью приняли его родители. Она аккуратно свернула письмо матери, положила его в конверт и, опустив конверт в карман пиджака, прижала сверху рукой. У нее теперь было нечто, что обладало в ее глазах необыкновенной ценностью. Что-то действительно значительное. Любовь.
— Джордж купил фургон, — поделился последней новостью Фред. — Возможно, мне удастся уговорить его перевезти швейную машинку прямо сегодня. Вечером он свободен.
— Раньше такого не бывало.
— Что-то всегда случается в первый раз.
— Нам всем не хватит места в машине.
— Дети могут поехать на нашей.
— Прекрасно.
Фред взял Нору за подбородок, повернул к себе и внимательно посмотрел ей в глаза.
— С тобой все в порядке?
— Не совсем, но… теперь я знаю, что моя мама любила меня.
