скорбящим родителям посоветовали остаться дома, к великому разочарованию Елизаветы. Короля и королеву на похоронах представлял граф Суррей.
Их оповещали о ходе событий письмами. Тело Артура было выставлено в главном холле замка Ладлоу, после чего его с траурной пышностью перенесли в прекрасную церковь Святого Лаврентия, расположенную неподалеку, где гроб с телом покойного три дня находился перед алтарем. В День святого Георгия при ужасной погоде его доставили в Вустер в сопровождении огромной процессии плакальщиков и скорбящих. Кэтрин на похоронах не присутствовала. Обычай не позволял этого вдовам, к тому же она все равно была больна. По желанию Генриха Артура предали земле рядом с главным алтарем собора под плач и стенания провожающих.
В день погребения Генрих и Елизавета вместе молились о душе Артура в часовне королевы, стоя на коленях и держась за руки. Настал момент, когда они не могли продолжать, захлебнувшись слезами.
– Мы построим для него обетную церковь, где станут постоянно возносить молитвы о его душе, – сквозь слезы проговорил Генрих. – Она будет прекраснее всех королевских гробниц, мы украсим ее резными розами Тюдоров, решетками Бофортов, гранатом Кэтрин, соколом и путами Йорков, чтобы весь мир знал, кто он.
Елизавета ясно представила себе эту картину:
– Мы будем ходить туда и навещать его, нашего прекрасного мальчика. – Больше она ничего не могла сказать, задохнувшись от рыданий.
Глава 23
1502 год
Жизнь должна была продолжаться. Детям требовалось утешение после смерти брата, да и юная девушка, лежавшая больной в Ладлоу, не уходила из мыслей Елизаветы. Бедная Кэтрин. Жена и не жена, только шесть месяцев она провела замужем и теперь вдова в шестнадцать лет. Бедняжка заболела вдали от дома, в чужой стране, и, наверное, чувствовала себя очень скверно. Елизавета регулярно писала ей, справлялась о здоровье, уверяла, что она любима и о ней позаботятся. Они еще даже не начали обсуждать будущее Кэтрин, что с нею будет, если она выживет.
Генрих имел долгую беседу с Гарри, втолковывал ему, что теперь он – наследник трона, будущий король Англии и должен еще усерднее учиться. Елизавета подозревала, что Гарри давно уже завидовал Артуру и смерть брата вызвала у него противоречивые чувства. Они мало знали друг друга и не были близки, так как росли в разлуке: Артур – в Ладлоу, а Гарри по большей части в Элтеме. И кто стал бы винить младшего из братьев за желание стать королем и мечты о славном будущем? Он рожден для того, чтобы носить корону.
Отношение Генриха к Гарри было сложным. Он глубоко любил принца и гордился им, но временами казалось, что младший сын ему не нравится, король часто бывал с ним резок и выказывал мало привязанности к нему. Тем не менее Генрих стал оберегать его, зная, что отныне все надежды на будущее династии сосредоточены на одном этом мальчике. Елизавета гадала, связано ли недовольство ее супруга младшим сыном с тем, что тот остался в живых, когда Артур, на которого король так рассчитывал, мертв.
Гарри быстро начал роптать. После очередного отцовского наставления о том, каких добродетелей ожидают от монарха, он пришел к Елизавете, сердито выпятив маленькую нижнюю губу.
– Отец так несправедлив ко мне, – жалобно проговорил принц, опустившись на пол у ног матери и грустно глядя на нее.
– Почему? – спросила Елизавета, взъерошив его подстриженные в кружок волосы.
– В прошлом году он обещал, что после женитьбы Артура организует для меня мой собственный двор в замке Коднор. Я ждал и ждал, когда он это сделает, а теперь он говорит, что я буду жить при дворе с Маргарет и Марией. Это нечестно! Почему я должен страдать из-за смерти Артура?
Елизавета вздохнула:
– Сын мой, я разделяю ваши чувства. Но вам нужно понять, как вы теперь дороги своему отцу.
– Я этого не заметил, – буркнул Гарри. – Он все время читает мне мораль.
– Но это так, уверяю вас. Что касается вашего собственного двора, король желает, чтобы вы были рядом с ним и он мог не переживать за ваше здоровье и безопасность. Эти вещи очень важны для него. И я тоже хочу видеть вас здесь. Теперь вы – мой единственный сын, и вы для меня – всё.
Вместо ответа Гарри вскочил на ноги, обвил руками шею Елизаветы и воскликнул:
– Я люблю вас, матушка! Вы лучшая королева во всем мире. Но я так надеялся поехать в Коднор.
– Очень хорошо, что вы туда не поехали, – возразила Елизавета. – Дербишир так далеко отсюда.
Королевские обязанности мало учитывали траур. Елизавета была вынуждена участвовать в церемониях ордена Подвязки, принимать послов, готовиться к свадьбе Маргарет, а в конце апреля пришло любопытное письмо из монастыря минориток в Олдгейте, что неподалеку от Тауэра. Написала его аббатиса Элис Фицльюис, кузина тети Риверс, которую Елизавета помнила: они встречались при дворе много лет назад, до того как эта женщина обратилась к религии. Настоятельница покорнейше просила, чтобы королева, не чужая ей, навестила ее. К письму прилагался подарок – небольшая бутылочка розовой воды.
В тот же день по странному совпадению Генрих сообщил Елизавете, что они проведут несколько дней в Тауэре.
– Возьмите с собой только небольшую свиту. Я намерен допросить Тирелла до того, как на следующей неделе он предстанет перед судом. Вы, вероятно, захотите присутствовать.
– Да, мне бы этого хотелось. Я бы задала ему несколько вопросов. Это весьма кстати, так как моя родственница, аббатиса монастыря минориток, хочет увидеться со мной.
Елизавету удивила эта просьба. Она хорошо помнила тот давний день в Вестминстере, когда мать сильно переживала из-за разорванного королем Людовиком брачного контракта с Елизаветой, а тетя Риверс со своей кузиной утешали ее. Лет десять назад Элис стала монахиней, и Елизавета слышала, что недавно ее избрали аббатисой. Но они никогда не были близки – на самом деле почти не знали друг друга, – а потому Елизавету удивило желание этой женщины видеть ее.
Позже в тот же день они с Генрихом сели в королевскую барку и вскоре уже обустраивались в королевских покоях Тауэра. Елизавета ясно сознавала, что совсем недалеко от нее находится в заключении Тирелл, и размышляла, сможет ли она добиться от него ответа на вопрос, что случилось здесь с ее братьями много лет назад? Если, конечно, ему что-нибудь известно. Все это время ей хотелось узнать правду, но теперь, когда она оказалась почти у цели, ее обуял страх перед тем, что может открыться.
На следующее утро Елизавету и Генриха в сопровождении эскорта отвели в дом коменданта на Тауэр-Грин, куда из камеры,
