и, не обладая ни Дариной уверенностью в себе, ни ее неизменным спутником в лице Игоря, привыкала к новому окружению с куда большим трудом. Если у нее трудности возникали, делилась она, конечно, в основном, с Дарой — как обычно, без слов — и та ей показывала, как с ними справляться. Но, в отличие от старшей сестры, Аленке нужно было время от времени прислониться то ли к Гале, то ли ко мне и почувствовать, что ее просто любят. Что Дара, с пеленок привыкшая ко всеобщему восхищению и воспринимающая его как должное, отнюдь не приветствовала.
Вскоре, впрочем, я заметил, что Дара тоже стала больше времени с нами проводить — я даже подумал, что их мысленное общение явно двусторонним становится, вот и Аленкина потребность в нас с Галей ей понемногу передалась. После ужина, или обеда на выходные, она уже не бросалась сразу в детскую, чтобы к своим делам вернуться, а частенько засиживалась с нами на кухне, особенно когда на Аленку приступы нежности нападали, и задумчиво разглядывала всех нас. Но переступить через уже устоявшийся барьер отстраненности она так и не смогла, хотя на лице ее временами промелькивало выражение то ли легкой зависти, то ли глубокой сосредоточенности.
Я тогда думал, что, на выходе из детского возраста, у нее просто возник интерес к взрослым и их жизни — и присматриваться к ним она начала, разумеется, со знакомых. Сперва к Олегу, который по возрасту ближе всех к ним с Игорем был, потом к Татьяне с Анатолием, которых она тоже чуть ли не каждый день видела, а потом уже и ко всем остальным нашим друзьям. На всех наших встречах она отсаживалась в сторону уже не с одним только Игорем, а с Олегом и, иногда, с Аленкой, и, судя по стреляющим во все стороны глазам, разговор у них вовсе не на отвлеченные темы шел. А с Татьяны с Анатолием, когда он по вечерам их с Игорем к офису подвозил, Дара вообще завороженных глаз не сводила, жадно ловя каждое их слово. С каким нетерпением я тогда удобный момент поджидал, чтобы ткнуть эту парочку в их недавнюю неприязнь к ней! Хорошо, что так и не успел.
А на майские, когда мы к Свете на день рождения поехали, я обратил внимание, что Дара и Марину в свое исследование включила. Я тогда от беззвучного хохота давился, наблюдая, как мрачнеет лицо Анатолия, какими взглядами он обменивается с Татьяной, когда Дара с Игорем подошли во дворе Светиной дачи к Марине и принялись о чем-то ее расспрашивать. Они, по-моему, так хотели, чтобы у Игоря круг человеческого общения расширился? Так чего было подхватываться из-за стола и волочить Игоря за собой в сад?
Я не думаю, что у них хватило ума отчитать Игоря за тот случай — в конце концов, неприязнь Анатолия к Марине вовсе не должна была тому по наследству передаться. Не говоря уже о том, что Марина с Максом еще недавно каждую среду всех нас выручали, подвозя детей в бассейн, что те просто не могли не понять. Но после этого Дара, когда ей хотелось поговорить с Мариной, всегда подходила к ней сама, и я решил, что Игорь, почувствовав, несомненно, напряжение отца, просто не хочет его расстраивать.
Летом, правда, я заметил… Тем летом мы вообще все рекорды по общению побили — такая жара стояла, что я бы лично не только все выходные, но и каждый день не у реки, а в ней самой проводил, не выныривая… Так вот, в самом начале лета я вдруг заметил в действиях детей определенную закономерность.
Они терпеливо дожидались, пока все мы размякнем от жары, после чего отправляли под каким-нибудь предлогом Аленку к Гале, а Игорь с Олегом подсаживались к Анатолию. Чтобы побеседовать о психологии, которую Олег вознамерился изучать после школы. Дара еще какое-то время делала вид, что загорает, а затем, когда к аудитории Анатолия и Татьяна присоединялась, незаметно перебиралась к Марине.
Уже где-то с третьего раза я был почти уверен, что весь этот спектакль у них по нотам расписан, и чуть ли не постанывал от удовольствия, наблюдая за вдохновенно токующим Анатолием, который, как тетерев во время сольного выступления, ничего вокруг не видел и не слышал. Татьяна также прилежно вторила каждому его слову, чтобы намертво зацементировать в сознании Игоря мысль, что их с Олегом объединяет не только общий интерес, но и общее будущее.
И опять-таки — слава Богу, что ехидничал я тогда втихомолку, не дав ему очередного шанса в самом ближайшем будущем припечатать меня его вечными высказываниями о пробелах в моем образовании — в результате прогулов самых важных лекций. На которых говорилось о том, что ангел-хранитель, сующий нос в дела коллег, напрашивается на щелчок по этому самому носу (редакция моего мудрого наставника).
Потому что хмыкать в его адрес я перестал довольно скоро. Как только заметил, что тем же самым Макс занимается. Поглядывая на меня. Сидя, вместе с Кисой, в стороне от Марины — судя по всему, не одна Дара сочла необходимым их разговор без свидетелей вести.
Я почуял неладное — сам не знаю, почему. Что бы там ни думал о Марине Анатолий, в сближении с ней Дары я лично не видел ничего плохого. У нее был Игорь, который понимал ее с полслова; у нее был я… ладно, мы с Максом, которые бдительно отслеживали любые опасности в ее жизни; у нее была Аленка, которая была готова идти за ней на край света. Но, как ни крути, Дара родилась девочкой, и ей нужна была взрослая женщина, способная отшлифовать ее врожденное умение сочетать в себе сильный характер и разумную покладистость.
Галя, к моему огромному сожалению, на эту роль никак не годилась — ей самой всегда проще всем во всем уступать было, и Дарина целеустремленность ее просто отпугивала. Для Светы Дара с Игорем все теми же детьми из ее группы оставались, Татьяна, смирившись с их неразлучностью, Дару все же близко к себе не подпускала, тогда как Марина… Не ведающая снисходительности, не признающая смирения, только она, пожалуй, и могла вызвать у Дары уважение и желание подражать ей.
С другой стороны, решительность и прямолинейность Марины и ей самой, и всем нам уже немало шишек понаставила. Еще не хватало, чтобы Дара и в этом с нее пример брать начала — возьмет и поинтересуется прямо в лоб у Анатолия с Татьяной, за
