что это они ее невзлюбили. А мне с Татьяной в одном офисе пять дней в неделю находиться — ей же не докажешь, что я здесь не причем. А докажу, так еще хуже — Анатолий дырку в голове проест разговорами о потере бдительности, приведшей к развращению умов молодежи злостной пропагандой противника.
Солнце в тот день особо палящим мне показалось — представив себе очередное выяснение отношений с обоими моими ближайшими друзьями, я вдруг почувствовал, что песок даже подо мной раскалился до полной невозможности. Самое время было окунуться. А на обратном пути мне просто не хотелось далеко от воды отходить, а тут Макс прямо на дороге оказался, что-то он давно мне о состоянии Дариных мыслей не докладывал…
— Что происходит? — небрежно поинтересовался я, опускаясь рядом с ним на землю.
— Где? — невинно округлил он глаза.
Я чуть кивнул в сторону Дары с Мариной, внимательно следя за выражением его лица.
— А, — понимающе протянул он. — Да вроде, болтают.
— О чем? — снова спросил я, заметив краем глаза, что Киса вдруг втянул голову в плечи и принялся сосредоточенно рассматривать песок у себя между ногами.
— А я откуда знаю? — деланно удивился Макс, покусывая нижнюю губу. — Я же, вроде, тут сижу.
— Может, пойдем искупаемся? — предложил я ему, поиграв для проверки мышцами.
— Это еще зачем? — спросил он, все также ухмыляясь.
— Мне тебя перед детьми бить неудобно, — объяснил я.
— А если я тебе синяков понаставлю? — определенно оживился он, в то время как Киса нервно заерзал на своем месте, отчаянно оглядываясь по сторонам.
— Не-а, — уверенно мотнул головой я. — Рука у тебя не поднимется — Дара с тобой больше разговаривать не захочет.
— Вот гад! — расстроенно вздохнул Макс.
— Так что выбирай, — продолжил я, — либо прямо сейчас расскажешь, что там за переговоры идут, либо после сеанса утопления.
— Да я даже не знаю, как тебе сказать… — Он старательно нахмурился, подергивая все же уголком рта. — Еще ведь говорят, что устами младенца истина глаголет…
— Какая еще истина? — окончательно насторожился я. Киса вдруг сорвался с места и ринулся к реке.
— Да вот начала Дара как-то сомневаться, — произнес Макс, сладострастно растягивая слова, — в чистоте твоего отношения к ее матери.
— Чего? — вырвалось у меня из отвалившейся челюсти.
— Заметила она, как ты перед Татьяной лебезишь, — охотно пояснил он, уже не скрывая насмешки. — А также то, как Анатолий на тебя постоянно рычит. А также то, как Татьяна ее саму едва терпит… — добавил он, яростно сверкнув глазами.
— И что? — окончательно растерявшись, я никак не мог взять в толк, к чему он клонит.
— И решила она, что ты на ее матери женился только потому, — холодно продолжил Макс, — что более желанный объект уже Анатолий к рукам прибрал. О чем ни один из вас до сих пор забыть не может.
В тот момент я впервые по-настоящему понял, почему нам, ангелам, нельзя над коллегами смеяться. Хоть в открытую, хоть исподтишка. Следить за мной, вроде, давно перестали, так что вряд ли это наше руководство мне урок смирения предоставить решило. Скорее, сработал глубинный, основополагающий закон нашего сообщества: поглумишься над собратом — очутишься в его шкуре. Под удвоенным градом насмешек.
— Сдуреть можно, — честно признался я. — И что теперь делать?
— Как что? — вернулся он к своему язвительному тону. — Раскаяться, повиниться перед женой и Анатолием и начать новую жизнь…
— Макс… — Я сделал глубокий вдох и выдох. — Я понимаю, меня тебе приятно по стенке размазывать. Анатолия, наверно, тоже. Но Татьяна здесь причем?
Он надменно вскинул бровь.
— Хорошо, — уступил я, — наши люди тебя тоже мало волнуют. А Дара? Ей нужно в этих мыслях вариться?
— И что же ты предлагаешь? — прищурился он.
— Да внуши ты ей, — озвучил я очевидное решение, — что вся эта ерунда яйца выеденного не стоит! Ей же просто почудилось — ты-то прекрасно знаешь, что мне, кроме ее матери, никогда никто не нужен…
Он глянул на меня так, что я замолк на полуслове. Теперь он какое-то время молчал, явно беря себя в руки.
— Нет уж, праведник ты наш белокрылый, — проговорил он, наконец, тихо и сквозь зубы, — я не буду убеждать Дару в безграничной любви и преданности ее… так называемых родителей друг к другу. Радуйся, что она тебя одним из них считает, и будь любезен сам ей доказать, что никогда и никуда глазом не косил — от меня ты этого не дождешься.
— Откуда ты только на нашу голову взялся! — вырвалось у меня против воли.
— Откуда? — протянул он с каким-то непонятным выражением лица. — С вершин наших общих. И если бы не я, то нам сейчас вообще не о ком разговаривать было бы. Не говоря уже о том, что ты бы понятия не имел, что у нее в голове творится. — Он резко встал и размашистым шагом отправился к реке.
Поняв, что уж в чем-чем, а в деле уничтожения Дариных подозрений в отношении меня никакого сотрудничества от него я не дождусь, я бросился к Марине. В смысле, к телефону — прямо на следующий день, на выезде на очередную поломку.
— Я уже все знаю, — сказал я, как только Марина сняла трубку. — Что она тебе говорила?
— Да в том-то и дело, что ничего, — с полслова поняла меня она. — Она меня все больше спрашивает, да и то — обиняками, между делом — кто, когда и с кем познакомился, да как. Если бы не Макс, я бы вообще не поняла, к чему она клонит.
— Марина, — взмолился я, — ты можешь объяснить ей, что все это — полный бред?
— Не могу! — отрезала она. — Вы со своей секретностью идиотской уже такого наворотили, что кому угодно черт знает что покажется — а мне теперь расхлебывать? Вот спросит она меня прямо — я ей прямо и отвечу. А пока — иди и с Максом договаривайся, чтобы он на нее повлиял.
— Да я уже его просил, — буркнул я. — Он меня послал подальше.
— Да? — протянула Марина с ноткой неприятного удивления в голосе. — Это почему же?
— А ему не хочется меня в ее глазах приукрашать, — с радостью ухватился я за эту неприятную (для Макса, как я надеялся) нотку. — Говорит, что если мы с Татьяной и Анатолием дали повод так о себе думать, так нам самим его и устранять. А про Татьяну вообще слышать не хочет, — добавил я для закрепления эффекта, — раз она Дару невзлюбила.
— Ну, подожди ты у меня! — яростно выдохнула Марина. — Хотя… в одном он, пожалуй, прав. Игорь наверняка в курсе
