на помощь прийти. Причем издалека, из машины, чтобы, если все обойдется, не подрывать их веру в себя.
Какое-то время он молчал, закрыв глаза, и, судя по сосредоточенному выражению на его лице, у меня закралось нехорошее подозрение, что он мне маршрут в светлые дали прокладывает. По особо пересеченной местности. В надежде, что я больше оттуда не вернусь. Но когда он снова открыл глаза, оттуда на меня воззрилось нечто пугающе-непривычное, и под тяжестью его взгляда мне самому захотелось за непроходимой полосой джунглей скрыться.
— Чья идея? — негромко процедил он сквозь зубы.
— Моя, естественно, — возмутился я очередным намеком на то, что я не в состоянии ничего дельного предложить.
— Интересно, — протянул он, прищурившись. — Растем, значит, над собой? Продолжаем смежные профессии осваивать? Я было понадеялся, что ты просто на Маринины методы насмотрелся, в тесном сотрудничестве — или в окружении наблюдателей понятие о порядочности незаметно для себя подрастерял. А ты, оказывается, сам, в ясном сознании и твердой памяти…
— Да что я такого сказал? — завопил я, впервые в жизни пожалев о тех временах, когда он меня просто не слышал — вместо того чтобы выуживать их моих слов то, чего там и в помине не было.
— Следить? — прямо-таки выплюнул он. — За своими собственными детьми? Намеренно, исподтишка, с безопасного расстояния? Пообещав им свободу и тут же, за их спиной, сведя ее к простой иллюзии? Как эти гады, которые им сколько лет уже в затылок дышат? Как темные, которые людей в западню загоняют?
— За такие слова, знаешь… — От бешенства у меня горло перехватило. — Я не следить, а присмотреть за ними хочу! Главное — не что делать, а ради чего. И что ты из себя-то чистоплюя строишь? Сколько раз ты сам талдычил, что наша задача — не только людей на правильную дорогу вывести, но и пройти по ней рядом с ними?
— Именно! — отрезал он. — Рядом и в открытую, а не сзади и крадучись. Мне с одним только наблюдателем это виляние и выкручивание уже вот где! — Он рубанул ладонью себе под подбородок и даже не поморщился в запале. — Не думал я, что и ты однажды с ними заодно окажешься.
— Тебе трудно пару раз подъехать и посмотреть, чтобы они в транспорт осторожно садились? — взяв себя в руки, спросил я напрямик.
— Нет, подъехать мне не трудно, — также прямо ответил он, — но, как бы я ни скрывался, Игорь учует, что что-то происходит. А вот этого с меня уже хватит. И потом, он — парень; он должен знать, что если я отпускаю вожжи, это значит, что я доверяю его слову так же, как и он моему, и уважаю нашу договоренность.
Больше он не сказал ни слова — развернулся и ушел. Я тоже к этой теме больше не возвращался. Честно говоря, я как-то забыл, что с Игорем никакая закулисная деятельность не проходит, и мне пришлось признать, что втягивать в нее Анатолия или Татьяну, постоянно у него на виду находящихся, с моей стороны было просто непорядочно.
Но что же делать-то? При одной мысли, что Дара может споткнуться и прямо под маршрутку угодить, меня холодным потом прошибало. Не вовремя напомнил мне Анатолий об уважении к договоренностям — никогда еще наше с Максом разделение машинного времени не казалось мне такими тяжкими путами. А просить его о дополнительных одолжениях мне вовсе не хотелось — снова потом в решающий момент язык не повернется слово ему против сказать.
Опять способность телепортироваться выручила — главное, нужно было какое-то время подальше от Игоря держаться. Но и таким образом каждый день за ними с Дарой присматривать мне не удавалось — долго прикрывать регулярные отлучки в обед и от Гали, и от Татьяны не представлялось никакой возможности. А уж Татьяна непременно доложила бы Анатолию о подозрительной перемене в моем обычном поведении, а он бы — прямодушный наш и откровенный — ей тут же глаза на ее причину открыл, и под их перекрестным огнем оказаться как-то мне… не улыбалось.
Кто бы мне раньше сказал, что однажды я буду всю удаленную технику намеренно небрежно чинить, чтобы она побыстрее опять поломалась, я бы ему прямо в глаза плюнул. Но именно благодаря постоянным вызовам к нашим ребятам на выезде мне и удавалось изредка, хоть одним глазом, но лишний раз убедиться, что Дара с Игорем обретенной свободой пользуются мудро и рассудительно.
Вот тогда-то я — наверно, самым первым из всех нас — и заметил, что рядом с ними начал постоянно появляться Светин Олег. Достигнув более широкого круга общественности, новость эта была воспринята с единодушным одобрением — как решение всех наших проблем безопасности. А Татьяна так вообще на седьмом небе была — сбылась, наконец, ее мечта о близкой дружбе Игоря с кем-то из обычных детей.
Я, правда, поначалу напрягся — Олега в то время ребенком уже никак нельзя было назвать, откуда такое внимание к малышне? Раньше никакого особого интереса к ним у него не просматривалось, и я побаивался, чтобы они не нахватались от него чего-нибудь, их возрасту вовсе не подходящего. А Дара еще и с каждым годом все красивее становилась — я уже на все бесконечные комплименты ребят в офисе и других родителей в школе и на улице кивал по привычке, не дослушивая: сами, мол, знаем. Не хватало еще, чтобы взрослые парни раньше времени вокруг нее виться стали.
С другой стороны, Олег всегда был мальчишкой неплохим, из проверенной семьи, практически у нас на глазах вырос, и Дару еще никому пока под себя подмять не удалось — вот и мои периодические инспекционные набеги показали, что это он скорее за ними с Игорем на привязи везде таскался, а не наоборот. И вполне мог рассказать им… как, хотя бы, вести себя с теми или иными учителями. И никакие здоровые приятели вслед за ним к ней не подкрадывались.
Одним словом, скоро бросил я даже время от времени их проверять — пока они с Олегом были, это уж действительно стало на настоящее подсматривание и подслушивание смахивать. Слава Богу, Анатолий тогда об этом так и не узнал. Тем более что речь у них большей частью о прочитанных книгах шла.
О том, что говорили они тогда не только о литературе и не только с Олегом, я узнал значительно позже. А в то время, убедившись в полной Дариной безопасности, я с облегчением переключился на Аленку, которая как раз в первый класс пошла
