Не могу я! — вскрикнула она, и я вздрогнула ещераз. — Пискари… — судорожный вдох, — Пискари вмешается изаставит меня на нее снова напасть. Может быть, даже убить.
Это только предлог, — безжалостно отмахнулся он. —А причина — в том, что ты боишься.
Я стояла в коридоре и дрожала, чувствуя, как поднимаетсянапряжение в комнате за аркой. Но голос Кистена стал намного мягче — теперь,когда он заставил ее осознать свои чувства,
— Ты должна ей об этом сказать, — продолжал оннегромко.
Айви шмыгнула носом — отчасти в печали, отчасти от черногоюмора ситуации.
— Только что сказала. Она в коридоре.
Я втянула воздух сквозь зубы и резко выпрямилась
— Черт! — в панике произнес Кистен. — Рэйчел?
Распрямив плечи и выставив подбородок, я пошла на кухню.Кистен выскользнул в коридор, и меня скрутило напряжением. В арке возникли егостройная фигура, широкие плечи, моя любимая красная шелковая рубашка. Он был вботинках, они отлично смотрелись, выглядывая из-под джинсов.
Мне оттягивал руку его браслет, я повернула его, думая, ненадо ли снять.
— Рэйчел, я не знал, что ты здесь, — сказал он,морщась от неловкости. — Прости меня. Ты не игрушка, на которую я долженпросить у Айви разрешения поиграть.
Я встала к нему спиной, с напряженными плечами, и началаразгружать сумку. Оставив сыр, грибы и ананас на столе, я подошла к буфету иповесила сумку на крюк, который вчера прибила. На меня вдруг нахлынуливоспоминания об уютной комнате Айви, лице Кистена, его теле у меня под руками,о моих чувствах при этом. Скованными шагами я подошла к плите и сняла с соусакрышку. Хлынул пар, благоухающий томатом, дыхание пара шевельнуло мне волосы.Почти не глядя, я помешала соус, а Кистен шагнул ко мне:
— Рэйчел?
Я выдохнула, сделала вдох и задержала дыхание. В полномсмятении.
Очень осторожно — почти невесомо — Кистен положил мне рукуна плечо, И меня тут же отпустило, а он, ощутив это, прижался ко мне сзади,обнял руками, не давая мешать соус.
— Она знала сразу, когда я только вошла.
— Наверное, — шепнул Кистен мне в ухо. Интересномне было, где Айви — осталась она в гостиной или вообще сбежала из церкви,устыженная тем, что у нее есть потребности и страхи — как у нас у всех. Кистенвзял у меня ложку, положил на плиту, потом повернул меня к себе. Я посмотрелаему в глаза, не удивившись, что он озабоченно прищурился. Верхний светпоблескивал на его суточной щетине, и я потрогала ее — просто потому что могла.Он обнял меня за талию, притянул меня к себе.
— То, что она не могла тебе сказать в лицо, она смогласказать, когда знала, что ты слушаешь. Дурная привычка, которую она подцепилана психотерапии.
До этого я уже сама додумалась, и сейчас кивнула.
— Такая неразбериха… — Я с несчастным видомглянула через его плечо в темный коридор. — Не надо было мне…
Я не договорила — Кистен притянул меня к себе. Обнимая егоза пояс, наклоняясь головой к груди, я глубоко вдыхала аромат кожи и шелка, именя отпускало, когда я прижималась к нему.
— Надо было, — возразил он и чуть отодвинул меня,что бы я увидела его глаза. — Я не буду ни о чем спрашивать. Если случится— значит, случится. Мне теперешнее положение нравится. Больше бы нравилось,если бы оно изменилось, но когда изменения слишком быстры, сильные ломаются.
Глядя в проем арки, я обнимала Кистена, не желая отпускать.Слышно было, как Айви мечется в гостиной, пытаясь найти способ деликатно войтик нам. Тепло тела Кистена успокаивало, и у меня дыхание перехватило при мысли отом, как вошли бы в меня его зубы. Я теперь знала точно, как это будет чудесно.И что я буду по этому поводу делать?
Кистен поднял голову на миг раньше, чем зазвенел по всейцеркви дверной колокол.
— Я открою! — крикнула Айви, и мы с Кистеномотодвинулись друг от друга еще до того, как мягко прошуршали по коридору ееботинки. Включился свет, я услышала начало тихого разговора. Надо было нарезатьгрибы, я пошла мыть руки, и Кистен тоже. Мы потолкались боками у раковины,отвоевывая себе место, и у меня от этих толчков настроение стало получше.
— Их надо нарезать наискось, — посоветовал он,когда я потянулась за разделочной доской. Сам он уже сунул руки в пакет смукой, потом хлопнул ими над мойкой, достал из-под полотняной тряпки комподнявшегося теста и шлепнул его на стол.
А разница? — Все еще мрачноватая, я отодвинулась сосвоим барахлом на другую сторону стола, чтобы видеть Кистена. —Дэвид? — спросила я громко, съедая первый отрезанный ломтик.
Наверное, это он и был, раз я приглашала его прийти. Кистенчто-то тихо хмыкнул, и я улыбнулась. Отлично он выглядел. Слегка измазаннаямукой рубашка придала ему домашний вид, заказанные рукава открыли загорелыеруки. Я смотрела, как он осторожно месит тесто и поглядывает при этом на меня,и чувствовала, что возвращаются прежние риск и азарт, восхитительная опасностьвопроса «что если?». Он сказал Айви, что не будет уходить от меня, и я наопасной почве. Снова.
Боже мой, подумала я с отвращением. Можно ли быть большейдурой? До чего же у меня жизнь запутана, а я тут стою и грибы нарезаю, будтовсе совершенно нормально? Впрочем, по сравнению с прошлой неделей — нормально,да.
Я отвлеклась от этих мыслей, когда вошел Дэвид, а следомАйви — его некрупное тело казалось коренастым на фоне ее текучей грации.
— Привет, Дэвид! — поздоровалась я, стараясьпрочистить мысли. — Полнолуние сегодня.
Он молча кивнул, глядя, как Кистей сноровисто раскатываеттесто.
Остаться не смогу, — сказал он, поняв, что мы готовимобед. — У меня несколько деловые встреч, но ты говорила, что я нуженсрочно? — Он улыбнулся Кистену: — Привет, Кистен! Как жизнь?
Лучше всех. — Кистей приподнял брови, увидев на Дэвидедорогой костюм.
Вервольф был на работе и выглядел соответственно, несмотряна густую щетину, ставшую заметнее в полнолуние.
— Это ненадолго, — сказала я. — У меня тутесть одна штучка, хочу, чтобы ты на нее взглянул. В отпуске купила, интересуеттвое мнение.
Глаза у него смотрели рассеянно, но он расстегнул длинныйкожаный плащ.
Прямо сейчас?
Полнолуние, — ответила я загадочно, сгружая нарезанныегрибы в маленькую кастрюльку для зелий и подавляя легкое беспокойство насчетнарушения правила номер два о смешивании пищи и колдовства, но кастрюлька былакак раз идеальна для начинки. Айви тихо подошла к холодильнику, стала доставатьсыр, прожаренный гамбургер и бекон, оставшиеся от завтрака. Я попыталасьпоймать ее взгляд, показать, что все нормально, но она избегала на менясмотреть.
Я со злостью всадила нож в доску, сперва аккуратно убравиз-под него пальцы. Дурочка вампирская, собственных чувств боится.
