очевидно, насколько он мне дорог, я намерена была бороться за него до конца. Остальные девушки понятия не имели, что их ждет.
Я летела по ступеням парадной лестницы, чувствуя себя окрыленной. Наверное, мне следовало бы тревожиться о предстоящем испытании, но я могла думать лишь о том, как я в итоге его преодолею.
Вероятно, король почувствовал мою радость, а может, просто поджидал меня, но стоило мне подняться на второй этаж, как я наткнулась на него в коридоре.
Он неторопливо приблизился ко мне, недвусмысленно демонстрируя свою власть. Когда он остановился передо мной, я сделала книксен:
– Ваше величество.
– Леди Америка. Судя по всему, вы все еще с нами.
– Похоже на то.
Мимо нас прошла группа гвардейцев, поклонившись на ходу.
– Давайте поговорим о деле, – произнес он сурово. – Что вы думаете о моей жене?
Я нахмурилась, изумленная этим неожиданным поворотом, но ответила честно:
– По-моему, королева – поразительная женщина. Я не знаю подходящих слов, чтобы выразить, как я перед ней преклоняюсь.
– Она редкостная женщина. – Он кивнул. – Прекрасная, как все могут заметить, и при этом скромная. Робкая, но не трусливая. Послушная, с идеальным характером, великолепная собеседница. Кажется, несмотря на то, что она выросла в бедности, она была рождена стать королевой. – Он выдержал паузу и посмотрел на меня; не заметить неприкрытого восхищения на моем лице было невозможно. – Чего нельзя сказать о вас. – Я попыталась сохранять самообладание, а он между тем продолжал: – Внешние данные у вас весьма посредственные. Волосы рыжие, цвет лица невыразительный, фигура, пожалуй, вполне приличная, но ни в какое сравнение с Селестой не идет. Что же до вашего характера… – Он принялся методично перечислять: – Вы плохо воспитаны и несерьезны, а если решаете сделать что-то серьезное, это подрывает устои нашего государства. Вы ведете себя совершенно необдуманно. И я еще не упомянул вашу безобразную осанку и походку. Крисс куда привлекательней вас внешне и намного более покладиста.
Я сжала губы, исполненная решимости ни в коем случае не плакать. И напомнила себе, что и без него все это прекрасно знаю.
– И разумеется, родство с вами не принесет нам совершенно никакой политической выгоды. Вы не из такой уж низкой касты, чтобы это могло послужить для кого-то вдохновляющим примером, и не обладаете ровным счетом никакими связями. В отличие от Элизы, которая оказала нам неоценимую помощь во время поездки по Новой Азии.
Интересно, каким образом Элиза могла оказать им помощь, если они так и не связались с ее родными? Может, конечно, там было что-то, о чем я просто не знала. А может, король все преувеличил, чтобы заставить меня почувствовать себя полным ничтожеством. Если его задача заключалась в этом, он отлично с ней справился.
– Что вы здесь делаете? – Король сверлил меня своим холодным взглядом.
– Думаю, вам лучше спросить об этом Максона. – Я сглотнула.
– Я спрашиваю вас.
– Он хочет, чтобы я была здесь, – твердо ответила я. – И я тоже хочу быть здесь. Пока мы оба совпадаем в этом желании, я никуда не уеду.
– Сколько вам лет, шестнадцать? Семнадцать? – Король усмехнулся.
– Семнадцать.
– Подозреваю, вы не слишком хорошо разбираетесь в мужчинах, как, собственно, и должно быть, коль скоро вы здесь очутились. Позволю себе заметить, что они могут быть очень непостоянны. Возможно, вы не захотите цепляться за свои чувства к нему с таким упорством, когда всего один миг может лишить вас его привязанности.
Я сощурилась, не очень понимая, к чему он клонит.
– У меня есть глаза и уши по всему дворцу. Мне известно, что есть девушки, предлагающие ему то, что вам и не снилось. Думаете, такая серая мышка, как вы, может на что-то рассчитывать рядом с ними?
Девушки? Во множественном числе? Он хочет сказать, что то, что я видела в коридоре между Максоном и Селестой, еще цветочки? Что наши с ним поцелуи всю прошлую ночь напролет – ничто в сравнении с тем, что предлагают ему эти таинственные девушки во множественном числе?
Максон сказал, что хочет быть честным со мной. Неужели у него все-таки есть от меня тайна? Я решила, что буду стоять на том, что доверяю Максону.
– Если это правда, значит Максон рано или поздно отпустит меня и вам не о чем беспокоиться.
– Нет, есть о чем! – взревел он, потом понизил голос. – Если Максон по дурости все-таки выберет вас, ваши выходки могут очень дорого нам обойтись. Десятилетия работы, труд многих поколений псу под хвост, потому что вы решили поиграть в героиню! – Он так наседал на меня, что я даже отступила на шаг назад, но он подошел ближе, и мы оказались почти вплотную друг к другу. Король заговорил тихо и свирепо, и это было еще страшнее, чем если бы он на меня кричал. – Вам придется научиться держать в узде свой язык. В противном случае мы с вами будем врагами. И, можете мне поверить, это вам не понравится.
Его наставленный на меня палец едва не касался моей щеки. Вот возьмет сейчас и разорвет меня в клочья. Даже если рядом случайно кто-то окажется, что они смогут сделать? Никто не защитит меня от короля.
– Я понимаю, – произнесла я, стараясь говорить спокойным голосом.
– Превосходно. – Он вдруг ни с того ни с сего развеселился. – Тогда предоставлю вам заново обустраиваться. Доброго дня.
Я осталась стоять столбом. И лишь после того, как он скрылся, осознала, что вся дрожу. Когда король велел мне держать язык за зубами, я предположила, что это означает, чтобы я даже в мыслях не думала рассказать об этом Максону. Так что пока я не собиралась ему ничего говорить. Можно об заклад биться, что это проверка: насколько он может меня запугать. Я была исполнена решимости ни за что не сдаваться.
Во мне произошла резкая перемена. Было страшно – да, но в то же самое время я злилась.
Кто он такой, чтобы мной командовать? Да, он король, но на самом деле он всего лишь тиран. С чего он взял, что, подавляя всех вокруг и заставляя молчать в тряпочку, он делает для нас доброе дело? Попробовал бы сам жить на обочине общества! А то хорошо устроился: у всех в Иллеа куча ограничений и только он один может делать что хочет!
Вспомнилось, как Максон спрятал Марли от отцовского гнева на дворцовой кухне. Несмотря на то что я прожила здесь всего ничего, тем не менее уже знала, что из него выйдет куда лучший король. Максон, по крайней мере, был способен на сострадание.
