– Что же это за средство? – спросил я неожиданно для самого себя.
Этот вопрос вырвался помимо всякой моей воли, ибо я был полностью поглощен рассказом. Дервиш вопросительно посмотрел на меня, ясно выразив непонимание. И тут я, еще более неожиданно для себя, повторил свой вопрос теми самыми звуками, которыми изъяснялось это странное существо в облике Дервиша.
– Это врата в Лабиринт, не имеющий стен, который простирается по ту сторону бесконечности. Там царят совсем другие силы, способные переносить вошедшего, куда ему нужно, гораздо более короткими путями, чем путь через звездную бездну.
– Где же находятся эти врата?
– Они находятся в сердце великого города, в том месте, из которого он зародился, ставшем затем священным храмом всех народов. Храмом, в котором покоящийся на восьми колоннах гигантский кристалл света в течение многих времен нес вам вселенскую мудрость, посылаемую вашими собратьями из глубин безбрежья, хотя это было далеко не главным его назначением.
– Каково же тогда главное его назначение?! – задохнувшись от неожиданности, спросил я.
– Это – ключ для проникновения в комнату Странствий и входа в тот самый Лабиринт. Он собирает силы, струящиеся в безбрежье, как дамба собирает воду, а затем выпускает их узким, но могучим потоком в выбранное русло. Этот поток открывает врата в Лабиринт и, словно тетива, дает страннику нужный разгон для достижения цели. Выбрать же необходимый путь позволяет комната Странствий, которая предназначена именно для этого и снабжена всеми необходимыми приспособлениями. Все это грандиозное сооружение, включающее кристалл, колонны и их могучий фундамент, было воздвигнуто именно для странствий сквозь безбрежье, в которых ваш мир служил причалом на перекрестке звездных путей. Странники познания почти со времен рождения вашего мира пользовались им для совершения прыжков через бесконечность, а также – для отправки и получения посланий.
– Увы, – скорбно произнес я. – Еще многие времена назад кристалл был разрушен теми же пожирателями, что привело великий город к гибели и иссушило поток мудрости.
– Мы знаем это, – возразил Дервиш. – Однако мы знаем и то, что поток мудрости, хотя и не во всей полноте, неожиданно возродился, причем в обратном направлении. И в этом потоке, помимо самой мудрости, присутствуют некие особые символы, указывающие на то, что в ее передаче, как и прежде, принимает участие ключ, некий предмет, главное назначение которого – как и прежде, открытие входа в Лабиринт. А поскольку кристалл давно разрушен, это – какой-то другой предмет, возможно, принесенный сюда изначально, еще до постройки великого храма. И если удастся его отыскать, я смогу прорваться к своим соотечественникам и предупредить их о грядущей катастрофе.
Едва Дервиш произнес последние слова, я догадался, о чем идет речь. Таинственным ключом в потусторонний Лабиринт, без всякого сомнения, был панцирь, и мумия, облаченная в него, без сомнения, была не кем иным, как одним из странников познания, пришедших в совсем молодой мир. И возможно, ими были именно те, кто оставил в нем мою пластину и чей путь я повторил в своем первом видении. Разумеется, я вновь был глубоко удивлен неожиданно открывшейся мне правдой о панцире и Полусфере, об их главном предназначении. Никто из нас не смог бы даже помыслить о том, что они могут быть предназначены для чего-то, кроме познания и передачи мудрости, которые уже были для нас величайшими из чудес. Кроме того, я проникся глубоким сочувствием и состраданием к гибнущей расе собратьев по духу и стремлениям и исполнился желанием и готовностью оказать им всю необходимую помощь.
– Мы поможем тебе! – проникновенно сказал я. – Если вход, о котором ты говоришь, действительно находится в храме или хотя бы где-то в городе, мы отыщем его и отправим тебя на родину.
При этом я хотел добавить: «Ключ от Лабиринта – в наших руках!» – но, вспомнив стычку с ожившими, решил пока, на всякий случай, об этом умолчать. Затем я обратился к друзьям, уже давно пожиравшим меня вопросительными взглядами. Я слово в слово передал им наш разговор и предложил немедленно отправиться обратно в Ирем, чтобы не терять драгоценного времени. Однако Саид вдруг заметил, что два дня отдыха для нас вполне позволительны. Я не стал допытываться, что означают эти слова, ибо был занят другими мыслями, а способность Саида к предсказаниям, будучи многократно подтверждена, не вызывала никаких сомнений.
– Я уже давно чувствовал, – сказал, выслушав мой рассказ, Ибрагим, – что в этом храме прямо рядом с нами таится что-то, обладающее какой-то новой для нас гармонией. Причем ее нельзя назвать чуждой нам или противоречащей нашей, она – именно новая, возможно, та, в которой пребудет наш мир в грядущие времена. И эти две гармонии так мягко соприкасаются и так легко уживаются друг с другом, что между ними не существует четкой грани, и невозможно понять, где заканчивается одна и начинается другая. Я бы даже сказал, что они проникают друг в друга и вмещают друг друга одновременно. Одним словом, у меня такое чувство, что там находятся два мира, существуя в единстве, но являясь друг для друга потусторонними, зазеркальными. Присутствие там этого другого мира, его дыхание как раз и обеспечивает внутри храма тот особый комфорт, который мы почувствовали сразу. Оно окружает храм непостижимой стеной, которая создает в нем особые условия, не нарушая, впрочем, его доступности. И все это, разумеется, происходит неспроста и, на мой взгляд, вполне подтверждает слова нашего нового знакомого. И я чувствую, что войти в тот мир вполне возможно, в чем нам, без сомнения, помогут панцирь и лампа, а также – Саид и Ахмед, флюиды которых я сейчас чувствую особенно остро. Они наверняка уже нащупывают этот путь.
– Каким же образом? – не выдержал я. – Ведь мы сейчас находимся так далеко от этого места!
– Они, как и я, вспоминают все свои ощущения за тот срок, который мы провели в Иреме. Для построения полной картины нам сейчас не хватает лишь твоей логики, твоего анализа этих ощущений. Но это лучше сделать уже на месте, собравшись в магический кристалл.
После этих слов Ибрагима каждый из нас неожиданно стал вспоминать о каких-то своих ощущениях, задумываться о которых тогда было некогда. Теперь же они удивительно ярко всплывали в памяти, вполне гармонично вписываясь в нарисованную Ибрагимом картину. Все мы наперебой принялись делиться ими и обсуждать их, стремясь построить из них нечто целостное и логичное. Так что два дня, отпущенные Саидом, а также время возвращения в Ирем пролетели как одно мгновение.
Прибыв в великий город, мы прежде всего, разделившись, отправились проверить, все ли здесь в порядке. Саид же, надев панцирь, пошел прямиком в храм и долго пребывал там в полной неподвижности, словно в былые времена жрец мудрости. На наши вопросы он ответил следующее:
– Я совсем не случайно отсрочил наше возвращение в Ирем на два дня. Эти два дня, а также время нашего пути в город – как раз тот срок, за который опасность для нашего нового друга могла достичь этого места, если бы пожиратели сущности знали, куда он направляется и каковы его намерения. И я решил сразу по прибытии проверить это. Теперь же могу с уверенностью сказать, если, конечно, пожиратели не обладают какой-нибудь особой хитростью, что нашему другу удалось проскочить незамеченным. Ибо ничего тревожного я не ощущаю, и за время нашего отсутствия здесь ничего подозрительного не произошло. Это, кстати, подтверждают и наши друзья из скрытого города.
