Терпеливые уговоры Инги всё-таки побудили Юрия сесть за воспоминания об отце. В «Нашей стране» были опубликованы фрагменты: об отце, Тамочке, счастливой жизни в Салтыковке. Всего Юрий успел написать около сотни страниц. Но завершить воспоминания не успел. В середине 1994 года, когда он находился в домашней сауне, с ним случился инсульт. Юрий потерял сознание, долгое время пролежал один в жарко натопленном помещении, получив сильнейшие ожоги. После этого несчастья он не восстановился ни физически, ни интеллектуально. Инга самоотверженно ухаживала за мужем последние годы его жизни, зная, что излечение невозможно.
Последняя выставка Юрия, организованная Ингой, прошла в октябре 2000 года в Роаноук-колледже (в Салеме, Вирджиния). Она была названа «Двигатели и потрясатели» и посвящена выдающимся политикам XX века. В их число Юрий Солоневич, возможно, намечал включить и других, но успел выполнить фигурные изображения в рост только четверых: Гитлера, Черчилля, Мартина Лютера Кинга и Джона Кеннеди. Портреты приводились в движение моторчиками и кружились друг против друга, каждый сам по себе, в своем ритме, на своём участке «территории».
Юрий Иванович умер 21 февраля 2003 года от сердечного приступа. В газете «Роаноук таймс» была опубликована статья «Художник, обречённый на пожизненные поиски свободы». «После восьмидесяти семи лет Джордж Солоневич наконец-то свободен» — это первая фраза прочувствованной статьи, в которой жизнь художника была представлена как «перманентное бегство от коммунистов, политических преследований, лагерей и несвободы»[231].
После смерти Ивана Рут переехала в Нью-Йорк, поселилась в Манхэттене. Совмещала работу в госпитале и учёбу в университете на факультете психологии. Выйдя на пенсию, переехала в Роаноук, чтобы быть поближе к «своей семье». Последние годы жизни она жила в доме для престарелых «Брэндон Оукс», персонал которого любезно помогал ей вести интернет-переписку с исследователями-солоневичеведами. Её часто навещала Инга, и за чаем у самовара они в который раз всматривались в старые фотографии, вспоминая о прошлом, которое, если не слишком вдаваться в подробности, было не таким уж безнадёжно тяжёлым.
Рут решительно защищала память о муже, если до неё доходила информация о попытках оклеветать его имя. Именно так было, когда американский исследователь Лакер выпустил книгу о «Русском фашизме» и причислил Солоневича к лидерам этого политического течения.
К сожалению, Рут стала косвенной виновницей того, что значительная часть архива Ивана Лукьяновича была безвозвратно утрачена. Юрий Солоневич так рассказал об этом: «Моя мачеха, немка, когда переехала из Уругвая в Нью-Йорк, привезла с собой большой ящик, деревянный, полный всякой всячины. Там были и рукописи, и полные комплекты „Голоса России“ и „Нашей страны“. Там была масса материала… Во время одного из переездов с одной квартиры на другую оставила этот ящик в подвале у знакомых. Через год в этом месте было наводнение, и когда она пришла за своим ящиком, ей сказали, что всё выкинули, потому что всё замокло и стало вонять. Так что ничего из этого ящика не осталось. Это великая потеря, потому что там были вещи бесценные»[232].
Нужно ли напоминать, что Иван Солоневич больше всего дорожил своим архивом: записными книжками, заметками на клочках бумаги, незавершёнными произведениями, уникальными фотографиями, письмами, которые приходили к нему со всего света от соотечественников, живущих по нансеновским паспортам. Он выручил архив, когда тот был «арестован» болгарской полицией после взрыва в редакции, спасал его от «внимания» гестапо в Германии, оберегал его во время бегства из Померании, когда каждый лишний килограмм «бесполезного» веса на повозке мог стать роковым для «тягловой силы» — лошадки, измождённой зимней дорогой и отсутствием корма. Пережил архив Солоневича годы английской оккупации, путешествие через Атлантику, Аргентину и Уругвай.
Иван Лукьянович мечтал о том времени, когда, подводя жизненные итоги, сможет «засесть» за мемуары, написать что-то в духе «Записок моего современника» Короленко. Он откладывал работу над воспоминаниями до более спокойной поры. Ему казалось, что именно в Соединённых Штатах он получит такую возможность, но судьба распорядилась иначе…
Для справки: Иван, Борис и Юрий Солоневичи были реабилитированы 20 июля 1989 года.
Глава тридцать первая
ТРУДНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ С ЧУЖБИНЫ
Места Солоневича в Буэнос-Айресе — это бывшие окраинные районы столицы, где жили русские эмигранты, «штабс-капитаны», помогавшие писателю в первые, самые трудные, аргентинские месяцы. Улица Доррего, на которой находилась типография «Нашей страны», русские церкви, которые Солоневич посещал не только для молитв, но и для встреч с друзьями. Бульвар Флорида, по которому он иногда прогуливался, игнорируя витрины магазинов мужской одежды: денег хронически не хватало.
Конечно, самым памятным местом, связанным с Иваном Солоневичем, является кинта «Эль Мистерио», которая до сих пор существует в городке Дель-Висо. Два года она была для Ивана Лукьяновича уютным творческим пристанищем. Целых два года оседлой жизни, плодотворной работы без помех и угроз! За забором виднеется черепичная крыша дома, окружённого высокими царственными эвкалиптами, под которыми, настраиваясь на работу, раздумчиво прохаживался Солоневич. Неторопливый путь от железнодорожной станции Дель-Висо до кинты и потом — в обратном направлении на какие-то мгновения даёт ощущение сопричастности к жизни Ивана Лукьяновича. С этого перрона он не раз отправлялся в Буэнос-Айрес, иногда один, иногда с Всеволодом Дубровским или Рутикой…
С причала на берегу Рио-де-ла-Плата на современном пароме «букебусе» можно перебраться в Монтевидео. В Уругвае именем Ивана Солоневича освящены три города — Сориано, Атлантида и Монтевидео. Сориано, расположенный на берегу реки Уругвай, — такой же тихий, провинциальный и скучный, как десятилетия назад. Курорт Атлантида глядит в океан. Отдыхающая здесь публика ничем не отличается от той, что заполняла пляжи городка во времена Солоневича: спокойная, уравновешенная, подчёркнуто равнодушная к чужой жизни.
В Монтевидео с жизнью и смертью Ивана Солоневича связаны два места. Это — Итальянская клиника, где он провёл последние дни в ожидании операции, веря, что она будет успешной, и Английское кладбище, на котором находится его могила. На белом камне надгробия крупными латинскими буквами выбито:
IWAN LUKJANOWITSCH SOLONEWITSCH 14–11–1891 — 24–4–1953 И под православным крестом как эпитафия, как итог, как констатация главного в жизни этого человека — по-русски:
