Его первыми словами, обращенными ко мне, были:
— Почему королева не приехала?
К тому времени он находился в Уонстеде уже три долгих дня. Три дня медленного угасания.
— Я уверена, она приедет, если будет нужна тебе, — обнадежила его я.
Сухие и растрескавшиеся губы Роберта чуть дрогнули в улыбке. Я наклонилась ниже, чтобы услышать его тихий голос, прошептавший:
— Что значит «если»?
Он замолчал, а я сидела рядом с ним, держа его худую прохладную влажную руку. Он смотрел на меня с той же призрачной улыбкой, игравшей в уголках его рта. Потом он заговорил вновь, тихо и неразборчиво, но я его поняла:
— Смерть пришла к правителю, и правитель сказал: «Отрубите ей голову!» Смерть пришла к юной деве, и прелестница пригласила ее в свою спальню. Смерть пришла к поэту, и поэт сказал: «Я долго ждал тебя, как старого верного друга!» И тогда Смерть пришла к философу, который лишь кивнул ей, но ничего не сказал. И тогда Смерть промолвила: «Я пришла к тебе, мой хозяин, чтобы ты научил меня».
Роберт дотронулся до моей руки:
— Помоги мне быть философом, Летти. Я прошу только одного — будь со мной, когда врата откроются и я войду в них, покинув эту бренную страдающую оболочку.
Я заплакала и кивнула.
Роберт проспал много часов, а затем внезапно проснулся.
— Ты знаешь, что у него подагра, как и у меня?
— У кого?
— У короля Филиппа, у кого же еще? И, надеюсь, он страдает больше меня.
Он рассмеялся, откинулся на подушки и вновь провалился в сон.
На четвертый день Роберт ворочался во сне, вскрикивал, временами бредил. Вновь и вновь бормотал «белый орел», толковал о втором лунном затмении, прогнал лекарей, которые хотели сделать ему кровопускание. Он просто выбил у них из рук чаши для сбора крови, когда они пытались отворить ему вены.
Крис поддерживал меня все эти долгие часы, как и мои дети, за которыми тотчас послали. Отправили гонца и к побочному сыну Роберта, но он не ответил и не приехал.
Один за другим в спальню проститься с хозяином входили наши слуги, многие плакали и не стеснялись своих слез. Они преклоняли колени у постели Роберта, а он простирал над ними руку, словно благословляя. Церемониймейстер, альмонарий, управляющий, духовник, грумы и горничные, конюхи и посудомойки, — все пришли сказать хотя бы несколько слов великому лорду Дадли, на которого они всю жизнь смотрели со смесью благоговения и страха. И вот в конце этой славной жизни единственное, на что у него хватало сил, так это протянуть руку над их головами. Через некоторое время я отослала всех из опочивальни, чтобы Роберт мог отдохнуть. Многие, уходя, шептали мне слова утешения. Я поблагодарила каждого, хотя, как и Роберт, устала и хотела спать. А ночь все не кончалась. Через каждые несколько часов Роберт просыпался и бормотал: «Где она? Почему ее здесь нет?» Не было нужды говорить ему, что я здесь, рядом с ним, потому что не меня он ждал, а ее — свою королеву.
Однажды в бреду он воскликнул:
— Лошади, Летти! Лошади! Дивные скакуны! Испанцы их всех отправили за борт! Они утопили своих прекрасных коней!
Сильные рыдания сотрясли его истощенное тело. А потом раздалось:
— Мои любимые кони! Мой Джентльмен Гнедой, Хурма, Руан-Галант, Великий Савоец, мои ирландские скакуны. Какой галоп, какая рысь…
Я распорядилась привести Мальчика. Пес совсем постарел и еле ходил. Мы положили его на постель рядом с хозяином. Роберт протянул руку, погладил старого пса по голове и улыбнулся. Чуть позже он дотронулся до моей руки.
— Я поправлюсь, Летти, — сказал он убежденно, а затем вдруг забеспокоился: — Кажется, я слышал, как она подъехала.
И тогда я солгала ему, да простит меня Господь, ибо знала, что иначе не будет ему покоя:
— Ты услышал ее карету, любимый. Она была здесь. Мы пытались тебя разбудить, но ты очень крепко спал. Она не могла оставаться и велела передать, что она тебя очень сильно любит. И всегда любила.
Услыхав эти слова, Роберт кивнул, откинулся на подушки и вздохнул:
— Врата… — прошептал он, — последние врата, они открываются…
На краткий миг его усталые глаза вспыхнули прежним блеском. Он погладил старого пса по голове, посмотрел на меня, но тут свет в его глазах померк, он сделал свой последний вздох и тихо оставил нас.
Я склонила голову и прошептала:
— Любимый мой, ненаглядный, единственный…
Ах, Роберт, Роберт, Роберт!
Глава 45
Почти год прошел со дня смерти Роберта, и я вышла замуж за Криса. В тот день было двойное венчание — вместе с нами пошли к алтарю Фрэнк с Марианной. Наши родственники и слуги собрались, чтобы послушать, как мы обмениваемся клятвами, а затем вволю потанцевать, съесть свадебный пирог, поднять бокалы и пожелать нам счастья.
Церемония прошла в домовой церкви Уонстеда и была совсем простой. С одной стороны, мы не стремились к показухе. С другой стороны, мы просто не могли позволить себе пышной свадьбы со множеством гостей. Роберт не оставил мне ничего, кроме долгов, а Фрэнк, который когда-то сколотил состояние на краденом испанском золоте, потратил почти все свое богатство на корабли, пушки и на выплату жалованья солдатам в год Великой Армады.
Тихая, скромная свадьба позволила также избежать ненужной огласки. Мне вовсе не хотелось привлекать внимание к тому, что я выхожу замуж за Криса. Пошли гадкие слухи — поговаривали, что их начала распускать королева — обо мне и моем новом молодом муже. Да, Крис был младше меня на много лет и выглядел даже моложе своего истинного возраста. У него было прекрасное сильное мускулистое тело, красивое лицо, не изборожденное морщинами, он излучал бодрость и здоровье. Злые языки судачили, что мы с ним были любовниками еще при жизни Роберта, что мы сошлись, когда Роберт был во Фландрии, а по возвращении мужа я отравила его, чтобы выйти замуж за Криса. Один из слуг Роберта поклялся, будто видел, как я поднесла Роберту чашу с вином, отравленным крысиным ядом, и когда я услышала об этом (конечно же, обвинение это выдумано от начала и до конца), я не могла не вспомнить ужасные слухи, возникшие после смерти Эми Дадли.
Был и еще один слух, который, должна признаться, имел под собой почву. Говорили, что я вышла за Криса из-за его наследства. Наверное, я бы и так сочеталась с ним браком, не знаю…
Но как я уже сказала, Роберт оставил меня в долгах — и это еще мягко сказано. Долги эти были огромны, погасить их было совершенно невозможно. И вдруг оказалось, что дядя Криса Тимоти умер вслед за Робертом и оставил Крису свое состояние.
Никто этого не ожидал, а уж тем более сам Крис, чье происхождение было благородным, но доходы — более чем скромными. Дядя Тимоти вдрызг разругался со своим единственным сыном и вскоре после этого скончался. Но до этого успел переписать завещание, в котором лишал сына наследства и все оставлял Крису. Для меня это был знак судьбы: Крис твердил, что любит меня, но не смеет сделать мне предложение. Он часто говорил, что у него ничего нет, что бы он мог мне дать, кроме своего сердца, — красивые слова и — увы! — абсолютно правдивые. Но когда я столкнулась с денежными трудностями, а он превратился в довольно состоятельного джентльмена, брак оказался возможным. Честно говоря, для меня он стал просто спасением, потому что я отчаянно нуждалась, и беды мои множились с каждым днем.
