Джарвис попытался написать мою эпитафию — конечно же, в стихах. Он необыкновенно гордится этими жалкими строками. Молю Бога, что когда мой час настанет и я упокоюсь в могиле, пусть у моих потомков достанет хорошего вкуса не высекать их на моем надгробном камне. Разве может скверная поэзия передать мою жизнь? Эту ускользающую, неуловимую, волшебную чреду часов и дней, которая не прервется до тех пор, покуда я вожу этим пером по бумаге.
На улице слышны крики и бряцание оружия. Оказывается, в нашем графстве ищут подозрительных лиц, на дорогах расставлены посты. Что ж, надо написать про это. И еще про то, что по всей стране неспокойно. При дворе опять зреют заговоры, плетутся интриги. Как же он далеко — королевский двор. То место, где железной рукой правила когда-то Ее Величество королева Глориана, а я столько лет была ее отражением, ее прислужницей — и соперницей. Нынче у власти трус и ничтожество — король Карл Нерешительный, тот, кто не отбрасывает длинной тени[184].
Шум достиг церковного двора. Они ищут злодеев — врагов короны. Отступников и изменников. Но в моих старых ушах гораздо явственнее звучат надменные голоса злодеев прошедшей эпохи — золотого века Елизаветы. И среди тех, кто бросил вызов королеве, как ни грустно признавать, — мой собственный сын. Но об этом — ни слова больше.
Никаких реликвий в память о королеве Елизавете на письменном столе моего отца нет. Кто-то скажет (и Джарвис радостно ухватится за эту метафору), что я сама — живая реликвия ее правления, напоминание о ее жизни. Я знала ее, как мало кто знал, хотя она ненавидела меня великой ненавистью. Если есть рай и если она в раю (да простят мне это богохульство), то и там она меня ненавидит. Ибо кое-что в этом мире остается неизменным во все времена — любовь порождает ненависть, и зависть, и ревность, и всепоглощающую жажду мести. К счастью, от любви еще рождаются обожаемые дети, а потом внуки, правнуки, ну и так далее… Тешу себя надеждой, что в один прекрасный день в далеком будущем (ибо конца света не будет, что бы там ни пророчествовали), маленькая девочка с золотисто-рыжими волосами откроет пожелтевшие страницы этой рукописи, увидит мой образ сквозь дымку времени и поблагодарит меня за то, что я поделилась с ней частичкой своей души.
Не ты ли эта маленькая девочка? Если так, то я желаю тебе счастья, дитя мое. От всей души тебе его желаю.
Но я отвлеклась. На самом деле осталось рассказать совсем немного. Я до сих пор ношу подвязку королевы. Она совсем износилась, но цвета — синий и пурпурный — вполне различимы. Каждый день я застегиваю ее на моей старой ноге и прохожу быстрым шагом целую милю. И еще могу станцевать с утра пару гальярд — в честь королевы и в память о ней.
Ныне же перед рождением Того, в чью честь дети поют гимны и кто несет свою вечную любовь всем людям, я дарю вам эти слова с надеждой и благодарностью.
Летиция Ноллис, графиня Лестер Писано в год от Рождества Христова 1634
