Мы устраиваем пикник на совершенно картинном пейзаже под огромным деревом, на котором оказываются несколько качелей, сплетенных из невероятно длинных веревок. Дети летают по воздуху. Ветер восхитительно пахнет землей и травой. «Пикник» – это коктейли и большие удобные стулья, а также красивые столы с настоящими тарелками и едой, берущейся из бесконечных огромных длинных плетеных корзин. На обратном пути в лагерь мы останавливаемся у реки, где заранее поставлены палатки для переодевания и где, нам сказали, можно плавать, не опасаясь крокодилов. На страже становится «спасатель» с ружьем, и дети входят в воду. Я воздерживаюсь, боясь паразитов или чего угодно, что может возбудить мой пищеварительный тракт.
Вечером после ужина никто не притворяется, что будет спать на своем месте. Все переодеваются в пижамы, запрыгивают в большую кровать и тянут теплое какао, пока Бонгани нас убаюкивает.
«Чего вы хотите?» – спрашивал меня Таттл, кажется, уже много-много месяцев назад.
Я хочу, чтобы вот это, что бы оно ни было, никогда не кончалось.
На следующее утро, пока дети уезжают на расположенную неподалеку крокодиловую ферму, я занимаюсь укладкой всего, что мы с собой привезли, и всего, что здесь накопили, обратно в чемоданы. Неожиданно я решаю оставить почти всю одежду – кроме той, в которую заворачиваю хрупкие предметы.
Чемоданы набиты сувенирами – шляпами, футболками, так необходимыми всю эту неделю, но вряд ли их хоть раз наденут снова.
Я откладываю огромную кипу одежды, и когда возвращается Бонгани, спрашиваю, можно ли это оставить ему.
– Да, – очень серьезно отвечает Бонгани. – Я все это сохраню до вашего возвращения.
– Я хочу, чтобы вы взяли это себе, – говорю я. – Или отдали кому-нибудь, кто будет сам носить. Мне возвращать не нужно.
– Спасибо, – говорит он. – Я это буду носить с удовольствием.
Когда мы уезжаем, я даю ему денег, но он возвращает мне часть:
– Для меня нехорошо иметь слишком много денег. Если кто-нибудь решит, что я богат, меня попытаются обокрасть. Я могу взять только в меру. Мне очень приятно было работать с вами и вашей семьей.
Я думаю, не привезти ли его в Соединенные Штаты. Он мог бы ходить в школу и учиться. Я записываю свое имя, адрес, телефон и и-мейл на куске бумаги и отдаю ему:
– Если что – не стесняйся обратиться.
Мы обнимаемся на прощание.
– Счастливого пути, очень был рад нашему знакомству, – говорит он.
По дороге в Дурбан мы два раза останавливаемся на шопинг. Эшли покупает краску для своей комнаты и сережки. Решительно настроенная привезти домой Мадлен и Саю то, что им нужно, она покупает подарки для них, как когда-то для своей любимой мисс Рини. Она покупает что-нибудь одно, тут же видит еще что-то и тоже покупает. Эшли и Рикардо выхватывают взглядом универсальный магазинчик и умоляют водителя остановиться. Чувствуя серьезного покупателя, владелец не торопит Эшли, позволял ей все как следует рассмотреть, что она и делает, останавливаясь наконец на идеальном, как ей кажется, подарке: чернокожие куклы-младенцы, довольно крупные, мальчик и девочка, анатомически верные. Я ей говорю, что вполне можно одну купить для себя, но не уверен, что это такие уж хорошие подарки для родителей Аманды.
– Ошибаешься, – заявляет она без обиняков. Мне приходится выбирать между вариантом сказать, что я не только опекающий их взрослый, но и тот, кто оплачивает счета, или просто проглотить пилюлю и позволить поступать по-своему.
– Ладно, – говорю я. – Но на мой взгляд, это последний в ряду идеальных подарков.
– Я вообще-то знаю, что делаю, – отвечает она. – Я видела в одной любимой передаче, а потом посмотрела в реале – фактчекинг, как мы это называем в школе. Было проведено исследование, в котором старикам с деменцией давали кукол как предмет заботы. И старики сразу становились намного счастливее. – Она несет кукол к кассе. – У них появлялось близкое существо, которому они были нужны.
В последнюю секунду, когда владелец собирается уже прокатать мою карточку, Эшли добавляет по одеялу для каждой куклы. Я подписываю чек, не говоря ни слова. Эшли тут же вынимает кукол из упаковки, укачивает их и называет своими близнецами.
Рикардо говорит, что хочет автомат совсем как настоящий – который когда полиция видит, так стреляет в тебя на месте.
– Ни в коем случае, – отвечаю я.
– Как их зовут, твоих двойняшек? – спрашивает Нейт, когда мы выходим из магазина и владелец закрывает за нами металлические ворота.
– Поживем – узнаем, – отвечает Эшли.
Мы возвращаемся в машину и едем по окраине Дурбана, но тут начинается непонятное. Водитель нервничает: давит на газ, резко обгоняет другие машины, хотя дорога почти не загружена.
– Что-то не так? – интересуюсь я.
– Они у меня на хвосте, – говорит он.
– Кто у вас на хвосте?
– Машина какая-то, – говорит он, выруливая на встречную, чтобы обогнать медленно едущую машину. Какая-то машина едет прямо на нас, и мы не успеваем закончить обгон – водителю приходится вернуться обратно в нашу полосу. На подъезде к светофору он притормаживает, просматривает перекресток, но на красный не останавливается.
– Эй! – говорю я. – У нас дети в машине!
– Поверьте мне, – отвечает он. – Иногда лучше не останавливаться.
Я гляжу назад – та машина тоже не остановилась. В ней трое мужчин. Вскоре они догоняют нас и начинают сталкивать с дороги. Эшли пронзительно кричит. Водитель жмет вперед, вдавив педаль в пол, пыль клубится за нами. Белая машина держится рядом, спихивая нас с дороги дальше.
– Стоит, наверное, остановиться, – говорю я.
– Нет, – отвечает водитель. – Ничего хорошего не будет.
Так продолжается пару минут – а может, полминуты, потом оглушительный грохот, похожий на взрыв, и машина дергается вправо. Водитель изо всех сил удерживает руль. Мы медленно останавливаемся, и пыль начинает оседать.
– Авария? – спрашивает Рикардо.
– Шина лопнула, – говорит водитель.
Трое преследователей останавливаются сразу за нами, выходят из машины, приближаются. Подойдя, сразу же начинают колотить по машине и раскачивать ее. Страшно.
– Захват заложников, – шепчет Нейт. – Надо просто отдать им деньги.
– Детки мои, детки! – вдруг вопит Эшли. – Они не дышат, детки мои!
Я рывком распахиваю дверцу – сбивая того, кто на нее опирался. Рикардо, Эшли и Нейт вылетают наружу, держа на руках коричневых младенцев в одеялах.
Эшли на обочине завывает:
– Деточки, деточки мои! Они не дышат!
Нейт наклонился над младенцами, прикладывается ухом к их груди по очереди, делает дыхание изо рта в рот.
– Кто помнит, как реанимацию делать? – кричит он.
