его на чужом языке, и не стоит требовать от него точного словоупотребления.
— Пожалуй, вы меня убедили, Паганель. В очередной раз. Даже не знаю, как рассказать о новой трактовке Мэри и Роберту… У капитана Гранта не было шансов уцелеть на проклятом острове. Мы сможем ценой больших жертв и усилий отыскать только его обглоданные кости и высушенную голову.
— Ошибаетесь! — вскричал Паганель. — Шанс уцелеть у Гранта был и есть, и он зовется «пакеха-маори»!
— Что вы хотите этим…
Резкий звук, донесшийся снаружи, оборвал речь Гленарвана. То звучал судовой колокол-рында. Это было не обычное звяканье, каким вахтенные «отбивают склянки», — серия быстро следующих друг за другом ударов.
— Тревога! — вскочил на ноги Гленарван. — Нас атакуют дикари!
Лорд Гленарван ошибся. Пироги дикарей к «Дункану» не приближались.
Подплывала одна маленькая лодочка (та самая, что Том Остин хозяйственно прибрал на борт в Новой Гвинее). И сидел в ней один человек. Понятно, кто.
Впрочем, понятно это было не всем. Хотя Роберт и Мэри не сомневались: отец, конечно же отец! Это его они слышали ночью!
Сердце Гленарвана стучало все чаще.
Неужели…
Неужели он все-таки нашел Гранта? Уже отчаявшись, уже готовясь прекратить поиски, — все таки нашел!
Лодка приближалась неимоверно медленно. Человек греб, сидя к яхте спиной.
Потом он бросил весла, поднялся на ноги, повернулся к «Дункану» лицом.
— Это Грант, — уверенно сказал Гленарван.
— Отец!!! — Крик Мэри Грант, казалось, был способен расколоть небесный свод.
Долей мгновения спустя раздался такой же крик Роберта.
Услышав голоса своих детей, Гарри Грант рухнул на колени. Затем тяжело оплыл на дно лодки.
— Он потерял сознание… — растерянно произнес Гленарван.
— Шлюпку на воду! — рявкнул Том Остин, не дожидаясь приказа от лорда.
Вслед за матросами в шлюпку спустился Паганель со своей незаменимой аптечкой и миссис Олбинет, дипломированная медицинская сестра, и их совместные усилия дали положительный результат: Грант пришел в себя и даже по штормтрапу поднялся самостоятельно.
Едва капитан ступил на палубу «Дункана», с двух сторон его стиснули в объятиях две пары рук.
Дети капитана Гранта наконец-то встретились с отцом.
* * *
Изможденный, поседевший, обросший и облаченный в лохмотья человек сидел за столом в кают-компании и это казалось чудом: Гарри Грант потихоньку превратился для всех в нечто бесплотное и абстрактное, в мираж, маячащий у горизонта в пустыне — к нему можно стремиться, но нельзя достигнуть. И вот Грант здесь, живой и настоящий.
Похоже, дети капитана Гранта тоже подсознательно опасались, что их отец может вдруг исчезнуть, развеяться как призрак, — дети сидели с двух сторон от отца, держали его за руки. Лица Роберта и Мэри были мокры от слез, они не замечали этого.
Многие в тот день плакали и не стыдились того. Даже майор Мак-Наббс, старый битый волк с железной хваткой и каменным сердцем, украдкой смахнул слезу.
Гленарван видел, что Грант очень плох, едва держится на ногах и в любой момент может вновь потерять сознание. И понимал, что надо немедленно передать страдальца на попечение Паганеля и миссис Олбинет. Что за долгий путь в Европу капитан успеет рассказать обо всех своих захватывающих приключениях.
Он понимал всё. Но не удержался и задал единственный вопрос:
— Капитан, скажите нам, что же вы написали в своем загадочном документе? Вы помните текст?
— Я знаю его наизусть. — Голос у Гранта был слабым, подрагивающим. — В нем была моя единственная надежда на спасение. Вот что там было написано:
«Двадцать седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года трехмачтовое судно "Британия", из Глазго, отплыв из Патагонии, потерпело крушение в Южных морях, у берегов Новой Зеландии. Двум матросам и капитану Гранту удалось добраться до берега. Здесь, терпя постоянно жестокие лишения, они бросили этот документ под сто семьдесят пятым градусом и восьмой минутой долготы и тридцать седьмым градусом одиннадцатой минутой широты. Окажите им помощь, или они погибнут».
Листок с последней версией Паганеля так и остался лежать на столе, когда все бросились на палубу. Гленарван взял его в руки, начал сравнивать с тем, что произносил капитан. Когда Грант закончил, лорд поднялся на ноги, торжественным тоном обратился к Паганелю:
— Господин Паганель!
— Слушаю вас внимательно! — Географ тоже оказался на ногах.
— Мы часто бывали несправедливы к вам, мой друг, и смеялись над вашими промахами. Но теперь я должен признать, что вы сделали невозможное. Вы целиком и полностью восстановили этот документ из ничего, из нечитаемых обрывков. Весь, за исключением одного слова, но эта Патагония только сбивала с толку. Вы гений, Паганель!
Географ смущенно потупился, но видно было, как ему приятно.
— И знайте еще, Паганель, — продолжил лорд, — что дом Гленарвана теперь ваш дом, и всем, что у меня есть, я при нужде поделюсь с вами, и какая бы с вами ни случилась беда, я всегда приду на помощь.
Он шагнул к географу, крепко его обнял, прижал к сердцу и облобызал в обе щеки.
Майор растроганно подумал, что благороднее его кузена нет, наверное, людей на свете. Как жаль, что не существуют меняльные лавки, где можно было бы обменять толику этого душевного качества на ум по весу.
* * *
Как известно, мистер Олбинет взбунтовался накануне вечером. Самым категорическим образом заявил, что все последние дни он спал то на жестких камнях, то на холодном песке, и ему решительно необходимо оказаться, причем немедленно, на мягком и достойном белого человека ложе. И не покидать его часов восемь, а лучше десять.
Если же эта возможность не будет ему, мистеру Олбинету, немедленно предоставлена, то он отправится, тоже немедленно, к лорду Гленарвану, и…
— Успокойся, дорогой, успокойся, — заговорила, не дослушав, Лавиния. — Ложись и отдыхай, натерпелся, бедненький. Я все устрою, спать на полу тебе больше не придется.
