Конечно, правильно было бы подъехать к блестящим ступеням мраморной лестницы в карете с фамильным гербом или по крайней мере подскакать на жарком скакуне под алым чепраком, свидетельствующем о знатном происхождении всадника, но… По узким улочкам Кадиса на карете далеко не уедешь, а жарких скакунов гранд де Мена недолюбливал, как и всякую шумную аффектацию, выбирая в любом положении малозаметную позицию.
– Удача любит тишину и скрытность, – повторял он Сантьяго. – Барабанный грохот, шум колес по мостовой, трубы, яркие одежды, конная прислуга порождают зависть толпы. А любые человеческие чувства, особенно сильно выраженные, разрушительный яд, убивающий не только тех, у кого они возникают, но и того, на кого они направлены. Разумный, достойный человек всегда придерживается золотой середины: не слишком радуется, не очень огорчается, никогда не завидует и старается не вызвать у людей зависть. Старайся не привлекать к себе пустого внимания, те, кому ты действительно важен, заметят тебя и без золоченых карет, громогласных фанфар, боя барабанов и развевающихся стягов. Благородство выбирает тень, напыщенная пустота стремится к свету.
Мраморные ступени заканчивались перед высокой дверью, украшенной накладными серебряными крестами. Дверь старинной работы явно осталась от мавров, о чем свидетельствовали затейливая резьба и причудливый растительный орнамент, обрамляющий арку над дверью. Слева и справа от двери стояли грозного вида часовые с мечами наголо. Гранд де Мена прошел мимо них, как мимо каменных столбов, и часовые даже не пошевелились. То ли они знали гранда в лицо, то ли почувствовали истинное благородство и поняли, что перед ними внушающий доверие человек.
Впрочем, скорее всего, дело было в одежде, отец и сын надели лучшие платья, и сияние бриллиантов, блеск золотого шитья и тончайшие кружева однозначно говорили о происхождении их владельцев.
Секретарь губернатора при виде приближающихся особ почтительно поднялся со своего места. Сантьяго окинул его беглым взглядом. Секретарь, явно бывший военный, представлял собой любопытное зрелище. Падре Джеронимо, специалист по допросам пленных, в минуты хорошего расположения духа сообщал кадетам Навигацкого жемчужины из премудрости физиогномики. Сантьяго слушал его вполуха и почти ничего не вынес из этих уроков. Однако некий интерес к рассматриванию людей падре Джеронимо все же сумел ему привить.
Изрядно изношенное лицо секретаря с грубоватыми чертами не свидетельствовало о благородном происхождении, выпуклый крупный нос, какой бывает у людей решительных, своим цветом намекал о страсти его владельца к вину, а круглое брюшко – о склонности к чревоугодию. Пленных с подобной внешностью падре Джеронимо рекомендовал морить пару дней голодом, потом крепко пороть, а потом подвергать интенсивному допросу.
– О, гранд де Мена, да еще с сыном! – воскликнул секретарь, поднимая вверх в качестве приветствия пухлые ручки. – Чем могу быть полезен?
Он говорил мягким голосом и кротко улыбался, но улыбка выглядела фальшивой, а кротость ложной.
– Мне нужно немедленно встретиться с губернатором, – сказал гранд де Мена. – По личному делу, не терпящему даже малейших отлагательств.
– Увы, увы, – голос секретаря задрожал от огорчения, – но губернатор в отъезде. Вызван в Вальядолид. Их королевские величества затевают новый удар по Гранадскому эмирату, надеюсь, что решающий.
– Когда ожидается возвращение его светлости? – нахмурился гранд.
– В начале следующей недели. Я запишу вас, сеньор де Мена, и вы будете первым, кого примет губернатор.
Гранд де Мена поклонился и пошел к выходу. Когда они спускались по мраморной лестнице, Сантьяго спросил:
– Отец, почему ты ему не рассказал, в чем дело, почему не потребовал послать альгвазилов на «Санта-Нинья»?
– Это пустое место, трус и шаркун, он все равно ничего не станет делать. Но слух пустит. Через два дня он дойдет до преступника, и тот постарается замести следы. Ты понимаешь как? Я даже не хочу говорить это вслух.
– Но, отец, капитан уже знает!
– Капитан – другое дело. Он боится скандала и постарается не допустить из ряда вон выходящих случаев на своем корабле, поэтому будет действовать с оглядкой и осторожно.
– Как же быть? Неужели нет никакой управы? Я готов брать штурмом эту проклятую «Санта-Нинья»!
– Прежде всего, успокоиться. Порывистость и гнев – самые дурные советчики. Каракка может простоять в Кадисе еще долго, за это время или вернется губернатор, или выяснится, как вызволить Фердинанда.
– А может, попросить падре Бартоломео, чтобы он поговорил с капитаном, устыдил его?
– Возможно. Надо обдумать, как представить ему дело. Пожалуй, я приглашу падре разделить с нами дневную трапезу и там обо всем потолкую. Вполне вероятно, что у него могут оказаться свои рычаги воздействия. А сейчас давай пройдем мимо «Санта-Нинья», я хочу своими глазами увидеть этот корабль.
Но причал, возле которого еще вчера покачивалась на волнах пришвартованная каракка, был пуст. Только темные пятна на плитах от факела, пылавшего перед трапом, свидетельствовали о том, что вчерашний разговор с капитаном был не сном, а явью.
– Где «Санта-Нинья»? – спросил Сантьяго у рыбака, меланхолично сидевшего на пирсе с удочкой в руках. Рыбьи хвосты беспорядочно торчали из плетеной корзинки, стоявшей возле него на краю пирса. Судя по тому, что рыба уже вываливалась наружу, он сидел тут с самого рассвета.
– «Санта-Нинья», фитью, – присвистнул рыбак. – Во-о-он, видите парус на горизонте? Она еще поутру снялась в патрульное плаванье.
– В патрульное плаванье! – с ужасом вскричал Сантьяго, хорошо понимающий, что это значит.
– В патрульное плаванье? – переспросил гранд де Мена. – Это на сколько?
– Да кто ж может такое знать, – добродушно ответил рыбак. – Может, полгода, может, на восемь месяцев. Если на риф напорется, то через неделю, а если встретит турецкую эскадру – уже никогда.
Они возвращались домой в мрачном молчании.
– Что будем делать? – наконец спросил Сантьяго.
– Больше ни во что не вмешивайся, – ответил гранд. – Предоставь дальнейшее мне.
Почтительно проводив отца до дверей кабинета, Сантьяго забежал к себе в комнату, вытащил из укромного места черную книгу и направился к Пуэрто де Тьерра. Пробираясь через шумную толпу, он не переставая просил Бога сделать так, чтобы Хайме Родригес оказался дома. И Бог услышал его молитву.
– Надеюсь, уважаемый гранд, – вежливо произнес еврей после взаимных приветствий, – вам удалось разыскать брата.
– Пока еще нет, но мы близки, очень близки. Поэтому я хочу еще раз погадать на книге.
– Прошлое предположение оказалось недалеко от истины? – осведомился Хайме, но Сантьяго пропустил его вопрос мимо ушей. Меньше всего на свете ему хотелось расширять круг людей, знающих о том, что Ферди угодил в лапы к содомиту.
Процедура повторилась точно в той же последовательности: Сантьяго написал на клочке бумаги вопрос, наугад засунул его в книгу. Хайме раскрыл ее и принялся изучать.
– Думаю, вам подойдет следующий отрывок, – наконец произнес он. – В
