Шеф поправил галстук.
— Поговорим потом.
Когда он ушел, на тумбочке у себя я заметил коробку слоеного печенья «Орео», моего любимого.
Руди во время нашего разговора молчал. А теперь спросил:
— Ты и вправду думаешь уходить?
— Так ведь… надо. — Я пожал плечами. — Выгорел дотла.
— Досталось тебе, Джо, не понарошку. Но врачи говорят, ты вылечишься полностью.
— Я выгорел дотла, — повторил я, избегая смотреть ему в глаза.
6
Погожим утром (стояла середина сентября) меня на кресле выкатили из госпиталя. Снаружи ждал на машине Руди, чтобы отвезти в аэропорт. Только он один; ни Черча, ни еще кого из ОВН. Почти всю дорогу он молчал, а затем спросил:
— Ну как оно, Ковбой?
Я пожал плечами.
— Война закончена, — продолжал он. — Солдаты возвратились с поля боя. Время поговорить.
Я долго молчал, подбирая нужные слова. И единственно, на что меня хватило, это вопрос:
— Зачем мы так, Руд?
— Зачем сражаемся? Затем, что кому-то надо…
— Нет, — перебил я. — Зачем мы ненавидим?
— Точно и не знаю. Ответ на это может быть и краткий, и протяженный. В основном люди ненавидят, если кто-то другой от них отличается или, наоборот, он ужас как на них похож. Здесь дело в страхе. Человек как вид испокон веков подгонялся страхом. Мы страшимся того, чего не знаем или не понимаем, страшимся различий, и примитивизм в нашем сознании выражает страх через насилие. Это и делает нас такими агрессивными. Страх и еще жадность.
— И это все? И необходимое, и достаточное для объяснения сути таких чудовищ, как Отто Вирц и Сайрус Джекоби? — Вопреки всему я по-прежнему называл его этим именем. В качестве Джекоби он был монстром еще более жутким, чем как Менгеле. — Эти люди относились к своим деяниям с пиететом. Они ими упивались. Ими двигал вовсе не страх перед другими нациями, расами… Ими двигала ненависть.
— Это было зло, Джо. А у зла конкретного определения нет. Мы можем в лучшем случае распознать его личину и пытаться воспрепятствовать, остановить.
— Этого недостаточно, Руд.
— Я знаю, — откликнулся он.
7
Пока с «Фабрики драконов» изымались всевозможные информационные носители, вырисовалась четкая связь между кланом Джекоби и семейством Сандерленд. Гарольд Сандерленд был задержан полицией, едва успев сойти с трапа самолета в Сан-Пауло. В свете его прямой причастности к неудавшейся попытке геноцида был срочно решен вопрос с экстрадицией.
Когда с ордером на арест в офис Дж. П. Сандерленда нагрянули сотрудники ФБР, у сенатора случился обширный инфаркт. Врачи, доставившие Сандерленда в больницу Джорджтаунского университета, констатировали скоропостижную смерть. Четкая нить обнаружилась и в отношениях покойного сенатора с бывшим главным аналитиком Стивеном Престоном (тоже покойным), предоставлявшим ложную информацию, по которой действовал вице-президент. Тем не менее дотошный разбор бумаг и компьютерного архива сенатора Сандерленда не выявил ничего, так или иначе порочащего второе лицо в государстве.
Вице-президент Билл Коллинз сумел увернуться от пули, и в прессу не просочилось ничего о его попытке развалить структуру ОВН. Однако Си-эн-эн уже вскоре отметило, что Коллинз и президент стали друг с другом значительно холоднее, чем в свои жаркие предвыборные дни, а Джон Стюарт язвительно прошелся насчет того, что Коллинз, дескать, «исчез из-под общественного радара» и стал еще более неуловимым, чем некогда Дик Чейни.
Вице-президент теперь много времени проводил за пределами Вашингтона.
Направляясь спецрейсом в свой родной штат на небольшом реактивном самолете, принадлежащем ВВС США, вице-президент в уютном одиночестве расположился отдохнуть. Он надел наушники, включил свой iPod и, прикрыв глаза, блаженно откинулся в кресле. Через двадцать минут полета кто-то бесцеремонно iPod выключил.
Вице-президент, оторванный от отдыха, сердито вскинулся: дескать, это что еще за выходки! Но осекся на полуслове. Перед ним сидел мужчина — лет под шестьдесят, крупный, рослый, в очках-хамелеонах. Рядом с ним на сиденье лежал аккуратный дипломат.
— Какого черта! Что вы здесь делаете?
Черч — а это был он — с невозмутимым видом открыл дипломат и вынул оттуда пачку ванильных вафелек. Взяв одну, остальное он положил на подлокотник сиденья. Вице-президенту угоститься не предложили.
— Вы мне немедленно, черт возьми, объясните…
— Сандерленд, — спокойно произнес Черч.
— Бред какой-то! — фыркнул Коллинз. — Я тут при исполне…
— Чш-ш. — Черч поднес палец к губам. — Вам бы лучше помолчать. И послушать.
Отодвинулась шторка переднего салона, и в проеме показался Линден Брайерли. Недавно назначенный директор разведслужбы сухо, одними губами, улыбнулся и ожег льдистым взглядом.
— Господин вице-президент, мы сейчас собираемся подробно побеседовать о вашем будущем в политике, — сказал Черч. — Ну и о вашем общем состоянии здоровья.
8
Спустя недели три, когда уже можно было ходить без костылей и палок, я подъехал в Ангар забрать вещи. За котом все это время присматривал Руди, но у меня там еще оставалась одежда, да и вообще барахла накопилось. Я хотел все увезти домой и закрыть наконец эту страницу в моей жизни.
Ребята из секьюрити на воротах дружески махнули — дескать, проезжай, — да еще и отсалютовали, когда я ехал мимо. У служебного входа меня встретил Банни, но, видя, что я не в настроении разговаривать, просто открыл передо мной дверь и держал, пока я не зашел.
Я прошел по коридорам Ангара — мимо компьютерных и аппаратных, где колдовали Кто с Глюком. Мимо криминалистической лаборатории Джерри Спенсера. Мимо кабинета, в котором работал Черч, когда бывал на месте. Мимо небольшого конференц-зала и тира. Мимо всего другого.
Дверь Руди была закрыта; быть может, он уже упаковался и уехал. Мы с ним так и не обсудили, останется он или нет. А вот и моя комната. Почему-то не сразу открыв ее ключом, я остановился в дверях.
Меня здесь не было с того самого утра, когда мы с Грейс лежали друг у друга в объятиях. Кто-то заправил постель, заменил простыни и поломанную лампу.
Внутри у стены я обнаружил штабель пустых коробок и моток скотча с клейкими этикетками — все, что надо для того, чтобы убрать следы моего пребывания. Хватит охотиться за злом. Я уже и так весь износился, выгорел и восстановлению, можно сказать, не подлежу. Руди возражает, но мне-то изнутри лучше видно: сплошные изломы и никаких четких ориентиров.
Вторая вещь лежала на кровати. Папка.
Я ее раскрыл. Внутри — фото, сделанное с камеры наблюдения: высокий мужчина с аскетичным лицом. За ним — рекламный плакат: «Отдыхайте на Ривьера дель Фиори». Реке Цветов. Туристический рай на итальянской Ривьере. Лицо мужчины обведено было маркером, а сбоку приписка: «Два дня назад».
