А потом под морфином я заснул, и мне снилось, что все это сон. Пробуждение же было стократ хуже. Саднило неимоверно. В некоторых случаях кошмары и то бывают лучше, чем бередящая душу реальность.
А очередь скорбящих все тянулась и тянулась. Я обратился вглубь себя: темнота внутри сулила уют.
2
Код отмены, что выдал мне Сайрус Джекоби, оказался правильным. В тот момент ему было не до вранья. Когда наши войска вторглись в «Деку», в укромном месте наподобие алтаря отыскались Часы вымирания, дающие обратный отсчет. До нуля они должны были дотикать в полдень первого сентября, однако запуск был уже заблокирован. Сработать как Джеймс Бонд, чтоб на часах оставалась ровно одна секунда, — не получилось. К той поре как Глюк расколол систему и ввел код отмены, до запуска оставалось свыше семнадцати часов. Казалось бы, уйма времени, но это только так кажется. Хотя для киносценария цифры наверняка подправят, так что не волнуйтесь.
ОВН в тандеме с Госдепом, Интерполом и другими организациями работал над выявлением и локализацией разбросанных по всему миру агентов, готовых по сигналу пустить в оборот зараженную воду и патогены болезней. Уберечь всю эту историю от СМИ, разумеется, не удалось. Чем большие обороты набирала «охота на ведьм», тем больше образовываюсь утечек. В итоге президент США выступил с телеобращением, которое весь мир слушал не шевелясь.
Президент в свойственной ему манере — спокойной, ясной и откровенной — донес до мировой общественности все, что можно на эту тет знать, не считая разве того, чего требовали интересы безопасности. Мир узнал и о евгенике с трансгеникой, и о патогенах, искусственно созданных из генетических болезней, и о клонах. Мир в целом поразило не столько то, что Джекоби и Отто за счет генной терапии сделались фактически бессмертными, а тот факт, что нашествие СПИДа в мире — преднамеренная акция. Разумеется, наружу тут же повылезли всевозможные апологеты теорий заговоров и безумные проповедники, заполонившие телеканалы, как грибы после дождя. Телевизор в моей палате был выключен из розетки: смотреть все это из раза в раз больше не было сил.
3
После захвата «Деки» команды ОВН нашли неопровержимое доказательство того, что убийцу Грейс звали Конрад Ведер и он был одним из четырех клонов человека по имени Ганс-Ульрих Рудель — самого обласканного почестями и наградами пилота-пикировщика Второй мировой. Среди профессиональных убийц Рудель считался доподлинным королем, единственным, кто был награжден нацистским рыцарским крестом с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами.
Нашли в «Деке» и двадцать девять мальчиков, по виду точно таких, как Восемьдесят Второй. Руди целыми днями с ними беседовал. У некоторых, по его словам, была уже необратимая психопатия, другие принадлежали к разряду «пограничных личностей». Хотя с изъяном были все. Единственный, кого можно было считать нормальным, это Восемьдесят Второй. Впрочем, так его больше никто не звал. Руди ненавязчиво предложил мальчику выбрать себе какое-нибудь имя, но тот настоял, чтобы это вместо него сделал Руди. Руди назвал его Реттером, что по-немецки значит «спаситель». А фамилию мальчик выбрал себе сам: Дьякон.
Всю церемонию прощания Реттер Дьякон сидел за моей спиной. Он попросил Руди обратиться к Черчу, чтобы ему разрешили работать в составе команд Красного Креста и ВОЗ по уходу за Новыми Людьми. Думаю, Черч на это пойдет.
4
Команды ОВН на Акульем рифе нашли Париса Джекоби. Они наткнулись на него, когда ворвались в Чертог мифов. У него был перелом челюсти и вывих шеи. По мнению полевых медиков, он был еще жив, когда тамошние трансгенные животные начали его поедать. Представители экзотической фауны, уцелевшие во время боестолкновения, содержатся на секретном объекте, дожидаясь решения, что с ними делать дальше.
Взвод морпехов на «Фабрике драконов» вышел на подземные пещеры, где во время боя скрывался персонал. Многие из тех людей понятия не имели, чем на самом деле занимаются близнецы. Проверки на полиграфе и психическое тестирование выявили, что они говорят правду. Хотя были, понятно, и такие, кто об истинном предназначении объекта был так или иначе осведомлен, а зачастую и причастен к исследованиям.
В отличие от персонала «Фабрики», сотрудники «Деки» в характер своей деятельности под эгидой Сайруса и Отто были посвящены «более чем», хотя некоторые и не знали, на что она в конечном итоге нацелена. Впрочем, защита в духе «мы лишь выполняли приказ» на последовавших судебных процессах не учитывалась.
Процессы эти идут до сих пор и продлятся, судя по всему, еще не один год.
5
Впрочем, все это было уже в мое отсутствие. А меня санитарным вертолетом доставили в госпиталь во Флориде, где я пробыл одиннадцать дней. У меня нашли трещину в скуле, пять сломанных ребер, разрыв лодыжки, волосной[16]перелом челюсти и перелом черепа, увенчавшийся субдуральной гематомой. Назавтра под вечер сканы выявили опасное скопление крови во внутреннем слое мозговой оболочки, после чего меня на каталке отвезли в хирургию и проделали в черепе дырку, чтобы сбросить давление. Доктора, между прочим, предупредили, что это чревато некоторой потерей памяти. Уж лучше б они были правы, а то я, увы, помню решительно все. Может, когда-нибудь я и буду от этого счастлив, а пока…
Через стенку от меня оправлялся от открытых переломов Старший. Вернется ли он к оперативной работе, теперь под вопросом. Банни вылечили и выписали, но он задержался в госпитале еще почти на неделю. Руди тоже с нами был. Друзья из ОВН приносили им смену одежды и вкуснятину в пенопластовых коробочках.
Меня выпустили на день съездить на похороны и сразу обратно, так как завтра предстояла операция на лодыжке.
На следующий день после панихиды, когда я уже был у себя в палате, ко мне заглянул Руди. Он приземлился на один из гостевых стульчиков. На второй сел Черч.
— Ты помнишь все, что было, или частично?
— Все.
— Тогда ты знаешь, что Сайрус Джекоби до сих пор жив, — сказал Черч.
Я кивнул.
— Ты его не добил.
— Нет.
— Почему, интересно?
— Когда он подлечится, да и я заодно, хочется, чтобы он предстал перед судом.
Черч кивнул.
— Он будет казнен.
— А зря, — заметил я.
— Почему зря?
— Надо бы выставить его на всеобщее обозрение. В зоосаде. На шоу уродов.
— По-твоему, публичное унижение как-то нивелирует нанесенный им вред?
— Не знаю. Философа вот надо спросить.
— А я тебя спрашиваю.
Я промолчал: что мне сказать?
Шеф собрался уходить.
— Ладно, потом поговорим, — сказал он, вставая.
— Говорить особо не о чем, — бросил я. — С меня хватит. Я ухожу. Не могу больше.
