3. Что такое поп-арт? Ответы восьми художников. Часть 1
Дж. Р. Свенсон
ARTnews. Ноябрь 1963 года
Это интервью, впоследствии раздерганное на цитаты, – первая возможность детально рассмотреть публичный имидж Энди Уорхола на первом, лихорадочном этапе его карьеры в поп-арте. Тут впервые опубликованы несколько bon mots Уорхола, самое примечательное из которых — «Думаю, каждый человек должен быть машиной».
Однако интервью оставило после себя неоднозначный шлейф. Если верить биографу Уорхола Дэвиду Бурдону, «Свенсон и Уорхол были хорошими друзьями, но в тот период настроение у художника было не самое коммуникабельное, так что критик записал это интервью на скрытый микрофон[85]. Некоторые приписанные Уорхолу высказывания, которые звучат чересчур “интеллектуально”, были, возможно, отредактированы Свенсоном, особенно упоминание о литературном ежеквартальном журнале Hudson Review (неизвестно, читал ли его Уорхол когда-либо).
Беседа Свенсона с Уорхолом – одно из восьми интервью, взятых, соответственно, у восьми художников. Этот цикл был опубликован под названием “Что такое поп-арт?” в номерах Art News за ноябрь 1963 и февраль 1964 года. Семь из восьми интервью Свенсона были переизданы в книге Pop Art Redefined (London: Thomas and Hudson, 1969) Джона Расселла и Сюзи Гейблик. Из-за редакторской небрежности последние восемь абзацев интервью Свенсона с художником Томом Вессельманом… были добавлены к интервью Свенсона с Уорхолом. Из-за этого ляпа несколько высказываний Вессельмана ошибочно приписываются Уорхолу… Подложные цитаты, восходящие к каталогу Pop Art Redefined, все время распространяются» (Бурдон, 163).
В этом интервью Свенсон просит Уорхола рассказать, как возник замысел его серии «Смерть & Катастрофа». Уорхол отвечает: «Это было на Рождество или в День труда – в праздничный день: каждый раз, едва включаешь радио, оно говорит что-то вроде: “Четыре миллиона погибнут в автокатастрофах…”. По трагической иронии судьбы Джин Свенсон погиб в тридцать пять лет в августе 1969 года при столкновении автомобилей на западе Канзаса. Он и его мать ехали по автостраде. Автопоезд, который двигался впереди, через одну машину от них, внезапно “сложился” вдвое, словно перочинный нож. В трех автомобилях, которые ехали вслед за автопоездом, не выжил никто» (Бурдон, 163).
КГ
Кто-то сказал: Брехт хотел, чтобы все думали одинаково. Я хочу, чтобы все думали одинаково. Но Брехт хотел добиться этого посредством коммунизма, в некотором роде. Россия добивается этого под руководством правительства. А здесь это происходит само собой, не под властью сурового правительства; значит, если это срабатывает даже без сознательных усилий, почему оно не может сработать даже без коммунизма? Все выглядят одинаково, ведут себя одинаково, и к этому состоянию мы приближаемся все больше.
Я думаю, каждый должен быть машиной.
Я думаю, все должны относиться положительно ко всем и ко всему.
Это суть поп-арта?
Да. Это когда ты положительно относишься ко всякой всячине.
А когда ты положительно относишься ко всякой всячине – это совсем как быть машиной?
Да, потому что каждый раз делаешь одно и то же. Делаешь это снова и снова.
И вы это одобряете?
Да, потому что это сплошные фантазии. Подходить ко всему творчески – дело нелегкое, но нелегко и отбросить ощущение, что ты занимаешься творчеством, а еще нелегко не позволять людям называть тебя «творческим человеком», ведь все вечно болтают об этом, об этом и еще об индивидуальности. Все вечно ко всему подходят творчески. И очень забавно, когда заявляешь, что в чем-то нет ничего творческого; например, туфля, которую я рисовал для рекламы, называлась «творением дизайнера», а рисунок с этой туфлей не назывался «творением». Но я, наверно, верю и в первый подход, и во второй. Все, кто делает что-то не очень хорошо, наверняка делают это очень хорошо. Собственно, теперь все люди всё делают чересчур хорошо. К примеру, сколько на свете актеров? Актеров миллионы. И все довольно неплохие. А сколько художников? Миллионы художников, и все довольно неплохие. Как можно утверждать, будто один стиль лучше другого? Надо устроить так, чтобы на следующей неделе ты мог побыть абстрактным экспрессионистом, или поп-артистом, или реалистом и при этом не испытывать чувства, будто ты бросил какой-то другой стиль. Мне кажется, не самые лучшие художники должны стать похожими на всех остальных, чтобы люди полюбили не самые лучшие работы. Это уже происходит. Просто почитайте журналы и каталоги. Такой-то стиль, сякой-то стиль, такой-то образ человека, сякой-то образ человека – но, в сущности, разницы никакой. При таком подходе некоторых художников ставят невысоко, но почему это их надо ставить невысоко?
Поп-арт – это модное веяние?
Да, модное веяние, но, по-моему, это ничего не меняет. До меня только что дошел слух, что Г. перестала работать, вообще бросила искусство. А еще все говорят: как ужасно, что А. сменил свой стиль и все делает иначе. Я абсолютно не согласен. Если художник ничего уже не может делать, пусть бросит искусство вообще; художник должен уметь менять свой стиль, не переживая из-за этого. Я слышал, Лихтенштейн сказал, что через год-два, возможно, перестанет писать комиксы, – по-моему, это же здорово, когда ты способен сменить стиль. И, по-моему, так и будет, такой будет совершенно новая художественная среда. Наверно, еще и поэтому я теперь делаю шелкографии. Думаю, кто-то наверняка мог бы делать все мои картины за меня. Я не в состоянии сделать все картинки четкими, простыми и такими же, как первая. По-моему, было бы просто замечательно, если бы шелкографией занялось больше народу, чтобы никто не мог отличить, чья на самом деле картина – моя или чья-то еще.
Наверно, это перевернуло бы историю искусства с ног на голову?
Да.
В этом и состоит ваша цель?
Нет. Я пишу картины так, как пишу, потому что хочу быть машиной, и у меня есть ощущение: все, что я делаю-делаю-делаю на манер машины, – как раз то, что мне хочется делать.
