Но теперь… меня преследуют мысли о другом. Большом… сильном… бритом под ноль мужчине — полной Сашкиной противоположности. Я пытаюсь разобраться, что со мной происходит. Размышляю над тем, как далеко готова зайти в наших отношениях со Степаном, и с каким-то ужасом даже понимаю, что если на этой планете и существует человек, которого я могла бы подпустить к себе, то это он! Степан Судак. Слепой кудесник в спортивных штанах.
— Степан…
— Да?
— А почему ты решил подстричься? — я решила сменить тему, а заодно задать вопрос, который волновал меня вот уже несколько дней.
— Чтобы укрепить свой дух. Ты никогда не пробовала медитировать?
— Нет. Я совершенно далека от этих практик.
— А хочешь попробовать?
Вопрос Степана ставит меня в тупик. Я никогда ни о чем таком не думала. Медитация — это что вообще? Шаманская практика? Модное веяние альтернативной медицины? Но глядя на сидящего напротив мужчину, я понимаю, что это нечто, гораздо более глубокое.
— Я не знаю…
— Это совсем несложно даже для новичка, зато медитация очень эффективна в вопросах самопознания. Смотри… Медитирующий человек учится удерживать внимание на своих внутренних процессах, наблюдая за ними как бы со стороны. В любой сложной или стрессовой ситуации — это лучший способ обрести спокойствие и уверенность в собственных силах.
— Да уж… — горько замечаю я, хотя дала себе слово не омрачать наше неожиданное свидание со Степаном нерадостными мыслями, но это не так и легко — заткнуть им глотки. — Иногда моя жизнь мне напоминает разогнавшуюся машину — чем сильнее я разгоняюсь, тем мне сложнее ею управлять. А сейчас мне и вовсе кажется, что я несусь прямо в бетонную стену. — Впервые озвучиваю свои мысли и сама вздрагиваю от того, как они безнадежно звучат.
— Так… думаю, нам нужно все же попробовать. Подскажи, где официант?
Я верчу головой и, замечая мои телодвижения, к нам устремляется симпатичный парень, который нас обслуживал до этого.
— Счет, пожалуйста.
Я волнуюсь. И это состояние нравится мне гораздо больше, чем апатия, в которой я живу последнее время. Чем бы ни обернулась наша медитация — я радуюсь, что вообще на это решилась. Что мне есть, чем заняться и куда пойти.
Счет приносят пару минут спустя. Я гадаю, озвучивать ли Степану сумму, и доставать ли кошелек, но он прерывает все мои размышления, извлекая из кармана штанов пластиковый прямоугольник карты, который кладет прямо на принесенный чек. А еще через несколько минут выясняется, что в заведении какие-то проблемы с терминалом, и нам предлагают оплатить счет наличными. Степан хмурится, лезет в другой карман за телефоном:
— Попрошу кого-нибудь из ребят привезти наличку. Я ее с собой не ношу, за исключением совсем мелких купюр.
— Это ничего. Сейчас многие так делают — в конце концов, везде можно расплатиться картой, — подбадриваю Степана.
— Дело не в этом.
— А в чем же? — удивляюсь я.
— Не хочу вводить людей в грех. Знаешь, сколько раз мне неправильно давали сдачу?
Я теряюсь. Мое сердце сжимается от обиды и какой-то черной, колючей злости. Кем нужно быть, чтобы наживаться на чужой беде? Мне обидно почти до слез за этого стойкого несгибаемого мужчину. Мне обидно до слез… Моргаю, чтобы прекратить сопливое безобразие, хватаю собственную сумочку и извлекаю из кошелька необходимую сумму. В отличие от Степана, я предпочитаю платить наличкой. Возможно, потому, что раньше, в свои голодные годы, мечтала о том, что когда-нибудь мой кошелек будет раздуваться от купюр.
— Степ, не нужно никуда звонить. У меня есть необходимая сумма.
— Предпочитаю платить за нас самостоятельно.
Киваю головой, забывая, что он меня не увидит, и тут же покладисто соглашаюсь:
— Хорошо. Значит, компенсируешь мне эти деньги при первой возможности.
Он все еще хмурится, но уступает. Уходим, не дожидаясь сдачи. Я опять не могу не думать о трудностях, с которыми сталкивается незрячий человек каждый свой прожитый день.
Мы возвращаемся в спорткомплекс, идем рядом по коридорам, в которых Степан прекрасно ориентируется, и снова оказываемся в его кабинете. Здесь мне уже все привычно. Это место ассоциируется у меня с покоем и тишиной. Я озвучиваю свои мысли Степану, а он отвечает, что это как раз то, что нам нужно.
— Я переоденусь. Ты, кстати, тоже можешь, если есть желание. В шкафу халат. Гораздо удобнее медитировать, когда одежда не сковывает тело.
Я послушно беру халат и расстегиваю пуговицы на своей шелковой блузке. Степан заходит за ширму, чтобы меня не смущать, но я имею возможность беспрепятственно за ним наблюдать в отражении зеркала и беззастенчиво этим пользуюсь.
— Медитация учит отстраненности. Со временем такая отстраненность появляется и в обычном состоянии. Ты как бы абстрагируешься от того, что происходит у тебя внутри. Например, если тебя снедает ревность, ты, вместо того, чтобы ей поддаться, просто фиксируешь ее возникновение и останавливаешь этот импульс. Ревность не завладевает тобой, так как остается некая часть тебя, которая спокойно наблюдает за происходящим со стороны. И у тебя появляется возможность этому чувству противостоять. Медитация поможет научиться навсегда отсеивать ненужные эмоции. Она наделит тебя уверенностью в том, что ты сможешь себя контролировать в любой ситуации. Она поможет сохранить спокойствие в условиях жесточайшего психологического прессинга, позволив тебе остаться собой.
Все, что он говорит — довольно интересно. Возможно, даже жизненно важно для меня в том состоянии, в котором я сейчас нахожусь. И, наверное, мне стоит более внимательно прислушаться к его словам, но вместо этого… Я просто смотрю на Степана. Пожираю его взглядом. И впитываю, впитываю в себя! Втираю в раны собственной женственности. И чувствую, как она во мне воскресает.
Какой же он красивый! Как древнегреческий бог. В нем каждую мышцу видно, каждую! И не верьте тем, кто говорит, что их возбуждает в мужчине лишь интеллект. Скорее всего, в их окружении просто не было по-настоящему красивых мужиков. Либо же те не выказали своей заинтересованности. Это так естественно — хотеть подчиниться самому красивому самцу в стае. Это так по-животному… Без шелухи, образованной сотнями лет эволюции, и насаждаемой кем-то морали.
Проталкиваю в себя застрявший в горле кислород, он царапает мое горло и жжет изнутри. Я делаю жадные рваные вдохи, но не насыщаюсь. Мое тело меня предает. Мне кажется, Степан отчетливо слышит, как участилось мое дыхание. Стыд опаляет щеки, и я резко отворачиваюсь. Грудь ноет, прикосновения к ней кружевного лифчика — неприятные и болезненные. Щелкаю застежкой и стаскиваю его тоже! Степан ясно сказал — мне должно быть комфортно. Не теряя больше ни секунды, запахиваю на себе белый хлопковый халат. Чувствую на нем аромат Степана. Мое возбуждение достигает опасной черты, стоит мне только представить, как эта же ткань, которая сейчас касается моего возбуждённого тела, еще совсем недавно касалась его.
