И, достигая область вожделенья, Дух-пилигрим во славе видеть мог Покинувшую плен земных тревог, Достойную похвал и удивленья.
Не понял я, что он тогда сказал, Столь утонченны, скрытны были речи В печальном сердце. Помыслы благие В моей душе скорбящей вызывал. Но Беатриче — в небесах далече — Я слышал имя, дамы дорогие.
После этого Данте явилось «чудесное видение».
В этом видении, говорит он, «в котором я узрел то, что заставило меня принять решение не говорить больше о благословенной, пока я не буду в силах повествовать о ней более достойно. Чтобы достигнуть этого, я прилагаю все усилия, о чем она поистине знает. Так, если соблаговолит тот, кто все животворит, чтобы жизнь моя продлилась еще несколько лет, я надеюсь сказать о ней то, что никогда еще не было сказано ни об одной женщине. И пусть душа моя по воле владыки куртуазии вознесется и увидит сияние моей дамы, присноблаженной Беатриче, созерцающей в славе своей лик того, кто благословен во веки веков». Таким образом, Данте на последней странице «Новой Жизни» обещает, что скажет о Беатриче «то, что никогда не было сказано ни об одной женщине».
В следующем крупном произведении Данте, «Пире», неожиданно оказывается, что сострадательная дама была аллегорической, а не реальной женщиной и представляла собой Философию. Но в «Божественной Комедии» он все же признает, что после смерти Беатриче у него были обычные земные увлечения реальными женщинами. Вероятнее всего, финал «Новой Жизни», в котором ему явилось чудесное видение, был написан им позже основной части, скорее всего даже после того, как он создал «Пир». Уж очень он отличается своей холодноватой академичностью от проникновенных и пронизанных чувствами первых глав. Многие исследователи творчества Данте считают, что в первоначальном финале «Новой Жизни» сострадательная дама все же утешала его в его потере, и даже строят предположения, кем она могла быть — в то, что это была лишь аллегория Философии, поверить еще сложнее, чем в то, что Беатриче — аллегория Блаженства.
В XIX веке была выдвинута любопытная и выглядящая достаточно достоверной теория, что сострадательная дама была невестой, а впоследствии и женой Данте, Джеммой Донати. Тем более что по хронологии это вполне совпадает — по свидетельству Боккаччо Данте женился через год после смерти Беатриче, то есть как раз тогда, когда, по его собственному признанию, он проникся нежными чувствами к сострадательной даме. Влюбленный в Беатриче, Данте мог не обращать никакого внимания на собственную невесту, на которой ему в любом случае пришлось бы жениться, хочет он того или нет. Но потеряв возлюбленную и оплакав ее, он вполне мог сблизиться с Джеммой, если она проявила достаточно такта, сострадания и любви. Впрочем, в любом случае это только предположение, основанное на достаточно расплывчатых фактах. Была Джемма той самой сострадательной дамой или нет, единственной музой Данте навсегда осталась Беатриче.
О, яркий блеск божественного света! Найдется ли меж теми, для кого Парнаса тень убежищем служила, Кого струя поэзии вспоила, Хотя один, кто не был бы смущен, Когда б тебя попробовал такою Изобразить в своей поэме он, Какою ты явилась предо мною, Там, где тебя, прозрачна и светла, Гармония небес обволокла, Подобно дымке легкой покрывала, Такою мне ты в воздухе предстала.
«Божественная Комедия». Перевод Ольги Чюминой. Политика
Я отвечал: — Растроган я сердечно Страданьями твоими, но когда, Поведай нам, окончится вражда. Которая терзает бесконечно Флоренцию? Что вызвало раздор? — Ответил он: — «Польется кровь ручьями, И партия лесная даст отпор Противникам и будет над врагами Торжествовать в течение трех лет. Но тут пришлец появится меж нами, Которого в стране покуда нет, И перевес в борьбе доставит Черным. Их партия насилиям позорным Подвергнет всех враждебных ей в краю. Вот почему в тоске я слезы лью. Во всей стране есть праведников двое, Но гражданам неведомы они, И раздувают пламя роковое Во всех сердцах три адских головни: Гордыня, зависть и любостяжанье».
«Божественная Комедия». Перевод Ольги Чюминой. Бурные события политической жизни Флоренции не могли не повлиять на жизнь Данте. Ведь, как уже говорилось, каждый мальчик, появлявшийся в любой из знатных семей этого великого города, с рождения принадлежал к какой-либо партии. Даже те, кто не желал вмешиваться в политику, все равно во многом зависели от нее, ведь победы или поражения их партии означали, станут их друзья и родственники управлять Флоренцией или вынуждены будут бежать на чужбину. Ну а Данте с его пылким нравом, с его страстностью и непримиримостью, тем более не мог остаться в стороне от событий, в которых решались судьбы его родины и его друзей.
