В то же время некоторые действия нацистского правительства находили широкую поддержку среди населения германского рейха. Немцы доверили Гитлеру вопросы наведения порядка и экономического возрождения, приведшего к почти полной ликвидации безработицы. Что было более важно, они ощутили в те годы прилив патриотических чувств, который был вызван восстановлением былого величия страны, попранного условиями Версальского договора. Возможно, эти настроения и позволили нацизму так упрочить свои позиции в те годы.
Между тем атмосфера в Хагене сделалась для меня более напряженной и менее радостной после трагической смерти Ирмы. Хотя я продолжал наслаждаться молодостью и приятно проводил время в обществе кузин и кузенов, а также практиканток, мои отношения с дядей и тетей сделались еще более неприязненными. Я старался чаще бывать в городе, где искал возможных встреч с другими девушками.
Весной 1939 года, когда стало теплее, я решил съездить на велосипеде в Люнебург, чтобы сходить на танцы, устраивавшиеся в субботние вечера в отеле, который располагался в центре города. Тогда было принято появляться на танцах в пальто и с галстуком. Кавалеры стояли у одной стены ярко освещенного зала, а дамы сидели за столиками возле противоположной стены.
Оркестр уже исполнял какую-то мелодию, когда мы с Бодо вошли внутрь. Через полчаса мое внимание приковала к себе одна красивая девушка. Я пересек комнату и подошел к столику, за которым она сидела вместе со своей подругой. Поклонившись, я пригласил ее на танец. Мы станцевали несколько вальсов и фокстротов, прежде чем танцевальный вечер закончился. После танцев она согласилась, чтобы я проводил ее. Незнакомка жила в паре кварталов от отеля, в том же доме, где находился цветочный магазин, в котором она работала. Войдя в темный магазин, мы сели на скамеечку. В течение следующего часа мы придвигались друг к другу все ближе и ближе и перемежали разговор короткими поцелуями. Хотя ни один из нас не представлял себе этого, нашему неожиданному знакомству было суждено сыграть огромную роль и дать начало любви, прочность которой проверили тяжелые годы будущей войны.
Аннелиза Берндт был на год младше меня. У нее были каштановые волосы и карие глаза. Рост метр шестьдесят пять сантиметров. Ее приятная внешность идеально сочеталась с грациозной и прелестной осанкой и невинной простотой. Хотя Аннелиза казалось бойкой и открытой, на самом деле она отличалась спокойствием и уравновешенностью, на что я неизменно обращал внимание, оставаясь с ней наедине. Ее сдержанность и романтическая задумчивость очаровали меня. Мне было трудно представить другую такую же девушку ее возраста со столь же приятной наружностью и характером.
Аннелиза выросла в пригороде Гамбурга, Вандсбеке, в семье среднего достатка. Ее отец владел четырьмя акрами земли, на которых располагались шесть-восемь теплиц, где он выращивал цветы и продавал их местным цветочным магазинам. Когда родители развелись, Аннелизе было восемь лет. Ее мать тяжело болела и не могла заботиться о своих двух дочерях. Позднее младшая дочь, Фридель, осталась с матерью, а Аннелиза — с отцом. Теперь теплицами и землей совместно владели обе сестры отца и муж одной из них.
К сожалению, эти родственники отвели Аннелизе роль нелюбимой падчерицы. Хотя ее отец был человеком добрым, сильной волей он не обладал и не мог добиться у остальных, чтобы к его дочери относились нормально. Несмотря на любовь отца, Аннелиза остро переживала, что лишена материнской ласки. Эта психологическая травма, произошедшая в детстве, негативно сказалась на ней и мучила ее уже во взрослой жизни.
Закончив десять классов, Аннелиза решила покинуть неласковый отцовский дом и в октябре 1937 года уехала из Гамбурга в Люнебург учиться на продавщицу цветочного магазина. Период ученичества должен был продлиться три года. Неудивительно, что ей было неприятно делиться воспоминаниями детства с посторонними людьми, и поэтому более полную картину о ее прошлом я получил не сразу, а постепенно.
Мои отношения с Аннелизой первоначально не носили серьезного характера, но мало-помалу я привык к общению с ней и, после того как мы лучше узнали друг друга, стал получать огромное удовольствие от наших разговоров. Встречаться нам удавалось лишь в конце дня, и мы раз в неделю ходили в кино или гуляли по окрестностям Люнебурга. Подходя к цветочному магазину, в котором она училась ремеслу продавщицы, я сообщал о своем появлении особым свистом. Услышав меня, она выходила из дома или выглядывала в окно. Хотя мне всегда катастрофически не хватало денег, я иногда все-таки ухитрялся пригласить ее в ресторан в главном парке пригорода Люнебурга.
Однажды во время продолжительной прогулки по парку мы с Аннелизой не на шутку перепугались, увидев моих люнебургских дядю и тетю Шторков, когда те появились на тропинке неподалеку от нас. Мы тут же юркнули в кусты. К счастью, нас не заметили. Сегодня подобное поведение может вызвать улыбку, однако в те дни прогулки незамужних молодых мужчины и женщины считались просто неприличными. Если бы мы попались на глаза моим родственникам, ситуация оказалась бы крайне щекотливой.
Аннелиза никогда не видела Шторков, я же иногда приходил к ним на обед. Когда в апреле 1939 года они усыновили моего десятилетнего брата Германа, я сначала одобрил этот поступок, посчитав его выгодным для всех. Мать неохотно пошла на это, в отличие от моего деда, который настаивал на усыновлении, полагая, что это немного ослабит наши вечные финансовые трудности и подарит сына его бездетной дочери.
Летом 1939 года мой оптимизм в отношении Мюнхенского договора, который я раньше считал серьезным достижением в европейской политике, пошел на убыль. Это началось после того, как международная обстановка снова накалилась. Несмотря на становившуюся все более ощутимой угрозу грядущей войны, я без особых колебаний решил пойти на службу в армию. Юноше, достигшему восемнадцатилетнего возраста, надлежало провести в рядах вермахта два года. Если бы служба не была обязательной, я, пожалуй, вряд ли сделал бы подобный шаг добровольно. Несмотря на мое давнее желание испытать себя в роли солдата, я не мечтал о карьере профессионального военного.
Вместо того чтобы дожидаться повестки, я решил добровольно прийти на призывной пункт и начать службу в январе 1940 года, когда закончу двухгодичные курсы учебы на электрика. Это позволит мне пройти два обязательных года военной службы до начала академических занятий.
В начале мая я на поезде приехал в армейский сборный пункт в соседний городок Винзен, чтобы сначала сдать документы, а саму службу начать в начале будущего года. Несмотря на то что мне нравилось читать о подвигах военных моряков в годы Первой мировой войны, на флот мне идти не хотелось. Я также не желал быть летчиком. Задолго до наступления призывного возраста я решил стать солдатом вермахта.
Поскольку я всегда проявлял огромный интерес к различным машинам и механизмам, моей мечтой было попасть в моторизованные части. После короткого медицинского осмотра и заполнения необходимых бумаг какой-то офицер сообщил мне, что согласно моей просьбе в январе будущего года я начну учебную подготовку в танковой дивизии, дислоцирующейся в Берлине.
В то время все немецкие мужчины должны были отбыть шестимесячный срок обязательной национальной трудовой повинности до призыва в армию. Соответствующая структура оказывала помощь военным, однако молодым мужчинам чаще приходилось иметь дело с лопатами, чем с оружием. Таким образом, государство получало бесплатную рабочую силу и осуществляло подготовку молодежи к предстоящей воинской службе. Отбывать трудовую повинность мне не пришлось, потому что я вызвался служить в армии добровольно. Не исключено, что мне пошли навстречу из-за того, что война была уже не за горами.
