Явление Штольца
Звонок разрывался и уже перешёл на хрип. Кто-то барабанил в дверь и кричал: «Эй! Вставайте, кто ещё остался!»
– Ты что, угорел, тетерев? – обрадовано произнёс Штольц, когда дверь, наконец-то, отворилась, и перед ним возник Константин. – Ну, здорово, тугоух!
– Да я спал… – Костя зевнул и смущённо отвёл взор в сторону от друга.
– Что-что? Спал в два часа пополудни? Ах, да, барин, наверное, отобедали-с и легли-с почивать-с, – вальяжно зевая, проговорил Штольц. – Я тут, понимаешь, как рыба обледь, задыхаюсь от того, что в сутках 24 часа, глаз некогда сомкнуть. То стройку отелей в Турции по скайпу маниторю, то с Интой на прямой линии целый день сижу – западные контракты под угрозой срыва из-за скандала с экологами на буровых, то к Иринке в театр лечу – на прогон премьеры. Ты хоть в курсе, что у жены завтра премьера спектакля? Тоже мне, муж!
– Да, премьера???
Константин растерянно хлопал глазами.
– Она мне ничего не говорила. А как называется?
– У-у-у! – Штольц погрозил ему кулаком. – Как нафыфается? Прости, братка, но ты тут больше не останешься. Смотрю, ты тут, и впрямь, угорел!
– Но… я не могу.
– Это ещё почему? – Штольц грозно сдвинул брови.
– У меня тут собака… И бабка-соседка. Она совсем немощная, никуда не выходит. Я ей воды приношу, продукты, да дрова. Птиц в мороз кормлю, вот.
– Ну, вот что, Тимур Гайдарыч! Финита ля комедия! Завтра летишь со своей командой в Турцию. Там стройка встала. А на дворе март месяц! Ещё месяцок провошкаемся, и сезон прос… – начал, было, Штольц, но сдержался и выразился более мягко, – тю-тю, накрылся медным тазом, сезон-то. Я доходчиво излагаю? И никаких «но»! У меня в штате более пяти тысяч народу. Кушать все хотят, на машинках дорогих кататься, в престижных вузах детишек учить. А если нефтянка на штрафы налетит, а тур-бизнес в лужу сядет, где я им зарплату возьму? У тебя или у твоего пса? Может его будка на золоте Колчака стоит? Говорят, ты два года назад на север летал к какому-то Колчаку. Не за золотым запасом, случайно? Нет?
– Да ну тебя, Сашка! – рассмеялся Константин. – Наплёл тень на плетень! Колчак – пёс, оставшийся от Вити Ермакова. Он, к моему великому сожалению, уже тю-тю. За Витькой следом так и ушёл.
Снопов вздохнул и продолжил: – А тот, что у меня сейчас, это Ермак – его сынуля.
– Да что вы говорите! А то мы не знаем?! Но я, когда на твоего гляжу, не могу поверить, что передо мной не Колчак. Просто вылитый Витькин барбос! – грустно улыбнулся Штольц. На его лицо, покрытое лоском наигранного веселья, легла тень смертной тоски.
Константин подождал, пока друг успокоится и неуверенно предложил:
– Саш, ты же сам говоришь «народу полно», вот и пошли в командировку специалистов. Я-то там на кой?!
– Да пойми ты, дурья башка, я тебе верю, понимаешь?! – проговорил Штольц, многозначительно выделив слово «тебе». Какой мне, нахрен, специалист заменит мои глаза и мозги? А ты – заменишь. Да и потом, Костя, народ потихоньку линяет. Предаёт. Со времён оных, когда наш мнимый друг Илья Пастухов стал настоящим врагом, многие сочли за благо ретироваться или перейти на его сторону.
«Илья… Ведь это я привёл его тогда!»
Снопов поморщился, словно от зубной боли и проговорил:
– Да, понял, извини. Я же не знал, что всё так запущенно…
Костя запнулся, словно подбирал слова.
– Но, ты же, сам сказал, что у Ирины завтра премьера!
– Мы уж как-нибудь отпремьеримся без вас, Константин Дмитриевич.
Штольц жеманно сложил замком руки на животе, оттопырил большие пальцы и издал звонкий звук «п» губами.
– Кито тенге на п-постановка спектакль даёт, тот на его п-премьера и идёт. Кстати, п-пьеса называется «На всякого мудреца довольно п-простаты».
– П-простаты, воспаления простаты? – закашлялся Константин. – Угу. Видимо, это современное прочтение Островского с урологическим уклоном.
– Видимо, так, – притворно вздохнул Штольц. – Я когда растяжку с афишей над дорогой увидел, – ржал и матерился минут пять. Художники – от слова худо, мать их! Таджики – одно слово! Им, что простота, что простата – один черт!
– А не надо было на рекламе экономить. Хотя… А если они правы? Знаешь, что, Саня, иди-ка ты на эту п-премьеру один, – проговорил Снопов, вытаскивая из шкафа чемодан. – А я, пожалуй, поеду к туркам, стройку из беды вызволять. Только собаку возьмём к тебе, ладно? У тебя забор крепкий и высокий. Пусть до моего возвращения Ермак на твоей территории погостит. Да и Иришке сюда по гололёду мотаться, кормить его, не надо будет.
