Христос грядёт!
Краткая ночь с 3 на 4 июля 1054 года достигла своего апогея. Впервые за дождливую неделю небо очистилось от низких моросящих облаков, и засиявшие звёзды радостно запели многоголосную арию дальних миров над столицей Ромейской империи.
В этот неурочный час во врата базилики Софии Премудрости – главного храма Константинополя – постучался уставший путник.
– Проводите меня к патриарху! – сказал он отворившему дверь монаху.
– Господин, вы знаете который сейчас час?! Патриарх почивает у себя в палатах Большого дворца.
– Так разбудите! – негромко, но властно потребовал незнакомец, показав прислужнику печать храма Гроба Господня, зажатую в правой руке и сочившийся неземным светом свёрток ткани – в левой.
– На то воля Божья, иначе бы не беспокоил.
– Следуйте за мной, господин.
Вопреки опасениям привратника, стража варягов беспрепятственно пропустила гостя в покои патриарха…
Язык набатного колокола базилики Святой Софии ударил в медно-оловянный свод, разливая могучий гул, от которого задребезжали стекла и посуда в близлежащих домах спящего города. Завыли и залаяли оглушённые псы. Заскрипели ставни и ворота. Знать, живущая по соседству с Большим Дворцом, зевая, и, кляня звонарей, пыталась найти спасение от всепроникающего звука, затыкая уши горой мягких подушек. Но и это не помогало. Не зря же про голос царя колоколов говорили, что он и мёртвого поднимет! Использовать его без крайней нужды, тем более среди ночи, запрещалось строго-настрого.
Заслышав набат, и ремесленник, и вельможа, и стар, и млад, одевшись на скорую руку, устремились на зов со всех концов престольного града. Через час, площадь перед храмом мерцала тысячью огней от пламени свечей и лампад, зажжённых собравшимися. Взоры разбуженных людей были устремлены на, выставленную у входа в храм, святую реликвию – плащаницу Спасителя, источавшую неземной белый свет, мимо которой двигался неспешный хоровод прихожан, возглавляемый пастырями, одетыми в праздничные одежды. Каноническое пение далеко разносилось в ночной тишине, заставляя ускорить шаг опоздавших христиан.
Ладья убывающей Луны, оторвавшись от линии горизонта, бесшумно поплыла по океану небес рядом с рубиновым оком Альдебарана. Остальные звёзды восходящего Тельца едва угадывались под ними на посветлевшей синеве. И вдруг, всю восточную часть неба озарило розоватобелым светом, разлившимся из взошедшей диковинной звезды, увенчавшей собою нижний рог склонённой головы созвездия.
Видя небесное чудо, люди пали на колени, моля Господа о прощении грехов своих. Тысячи страждущих истово молились, осеняя себя крестным знамением, глядя то на плащаницу, то на красное Солнце Нового Завета, взошедшее позади храма на час раньше золотого луча Гелиоса.
– Христос грядёт! – волнами прокатилось по толпе, заглушая пение Владык, ведущих церковную службу.
Осознав всё величие момента, патриарх Михаил трижды сердечно обнял посланца Господа и, повернувшись к людскому морю, зычно крикнул:
– Братья и сестры! Второе Солнце взошло на небе, как заповедано в писании. Близится Судный день. Спешите очиститься душою и припасть к плащанице Спасителя, ибо она – нетленный свидетель его Воскресения. Христос грядёт! Христос Воскресе!
– Воистину Воскресе! – разнеслось над Царьградом.
«Когда Игорь-князь соколом полетел, тогда Овлур волком потек»
На центральной площади города Владимира, умытой дождём и высушенной летним солнцем, у крутого обрыва, спускающегося к нефриту вод реки Клязьмы, лениво шелестел листвою городской парк. В тени его деревьев, неподалёку от места, где застыли в своём вечном просветительском походе покрывшиеся бронзой минувших врёмен князь Владимир и епископ Фёдор, нашёл себе приют от зноя ничем не примечательный гражданин – человек среднего роста и средних лет.
– Он не осознаёт кто мы.
– Конечно! Энергии маловато.
Сидящий на скамейке с томиком Кастанеды в руках Константин Снопов оторвался от чтения книги и обернулся в сторону, приближающихся к нему, двух мужчин.
Один – высокий, уже поседевший, но довольно моложавый гражданин в идеально подогнанном по худощавой фигуре костюме, с пенсне на переносице.
«Станиславский!» – окрестил Константин, одетого с иголочки, пожилого интеллигента с галстуком-бабочкой на шее.
Другой – коренастый представитель народов латинской Америки. Широкая лицевая кость, нос с горбинкой, смуглая кожа, пронзительный взгляд чёрных глаз – вылитый «амиго» из Мексики или Перу.
С приходом незваных гостей волна жара ворвалась в область солнечного сплетения читателя Кастанеды, и вспотевшему Косте ужасно захотелось пить.
– Здравствуйте! – оба незнакомца склонили головы в знак приветствия и расплылись в улыбке.
– Разрешите представиться! Нагваль Алексеев, он же Станиславский, – произнёс седовласый старик в пенсне, излучая тепло радушных глаз.
– Нагваль Хулиан, индеец яки, учитель Хуана Матуса, – произнёс второй, указывая взором на томик Карлоса Кастанеды, лежавший на коленях Снопова. Пожимая Косте руку, он быстро завладел большим пальцем его ладони.
