Ты оборотнем в жизнь мою вошла,И я, уже предчувствуя опасность,Уверен, принесла тебя метла,Хоть и не верил в эту несуразность…
– Ты меня считаешь ведьмой?
– Ну не ангелом же тебя считать?
– Скажи, а какая та женщина, которую ты любишь.
– Настоящая.
– А я!?
– Ты хочешь выглядеть, а она хочет быть. Она меня презирает за то, за что ты будешь любить.
– Ты уже решил, что я тебя буду любить; не много ли берёте на себя юноша?
– Господи! Да мы же с тобой одного поля ягоды. Ты же всю жизнь ждала меня. Только со мной ты и можешь разговаривать как с зеркалом.
– Почему же ты любишь другую.
– Потому, что, в отличие от тебя, я себе таким не нравлюсь.
– А каким ты себе нравишься?
– Ну, не то, чтоб нравился, но терплю себя лагерного, где прежде, чем сказать, нужно крепко подумать.
– Ты хочешь сказать, что со мной ты не думаешь?
– Думаю, но не мозгами.
Возникла пауза. Я спросил:
– Ты не боишься со мной тут долго сидеть, да ещё с лейтенантом в коридоре?
– Это они меня все боятся, потому что я скоро буду женой замминистра.
– Ну, ты, мать, даёшь!
– А что ж? Пора остепениться, у меня уже дочь взрослая.
– И что, твой дурак-министр?
– Зам. Он не дурак, он хороший. Уже десять лет упрашивает ехать к нему в Москву, а я хочу всё официально. Вот он там и крутится с разводом. Слушай, я тебе рассказываю, как будто мы сто лет подруги. С чего бы это?
– Мне женщины верят. Я им не лгу. А во-вторых, вижу их сквозь шелуху.
– И что же ты видишь во мне?
– То, что ты ревёшь ночами в подушку.
– И ты меня жалеешь?
– Ту, которая ревёт. Кстати, как тебе моё стихотворение?
– Проверю, если не содрал, буду должна.
– Обижаешь, мать.
– Ты подчёркиваешь мой возраст.
– Да нет, это я ёрничаю от смущения.
– Я сама себе удивляюсь, я зэков никогда за людей не считала. Я вообще мало с кем по-дружески общаюсь. А тут чёрт те что, сроку конца не видно, а ведет себя, как директор Советского Союза.
– Это потому, что мне терять нечего, и на свободу я любым путём не рвусь. Мне и здесь весело. Скажи, этот лейтенант, не твой любовник?
– А что, хорошенький.
– Ты, даёшь! Ты со мной и спать при нём будешь?
– Ничего, крепче будет любить.
– Ну, ты и курва, как в такую можно не влюбиться? Так и хочется тебя задушить.
– Колготками, я где-то читала. Послушай, а за что у тебя такой срок огромный.
– Да за растрату.
Она обошла стол, наклонилась и поцеловала мой лоб:
Не ври, ради бога… Уходи уже, горе моё.
Когда я вышел в коридор, лейтенант встал.
– Счастливо земляк – по-доброму попрощался я.
Физиотерапевт из городской больницы занимался моей рукой, нефролог лечил мои почки, а в промежутках, мы наслаждались с ней болтовнёй. Наш трёп иногда переходил в нормальный разговор, но долго на нём мы удержаться не могли, и нас всё время заносило на игру, от которой мы начинали уставать.
– Меня вообще-то от мужиков тошнит – сказала как-то она.
– А как же весь этот эротический маскарад?
– Это мой способ жить и добиваться всего, чего хочу; отчим с двенадцати лет приучал меня к этому. До сих пор вспоминать жутко.
– А я, дурак, всё жду, когда ты сама ляжешь.
– Тебе совсем плохо, да? Впрочем, что я, дура, спрашиваю – она выглянула в приёмную, где сидел её офицер Саша, и закрыла дверь на ключ.
Потом стала передо мной на колени и расстегнула мои брюки…
– Ну что легче стало? – она отвернулась к окну, подкрашивая губы.
– Спасибо, ты настоящий друг – мне было неловко.
