Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Тем не менее на «пятнице» 1 апреля 1849 года у Петрашевского обсуждались темы опасные: положение крестьян, недостатки российского судопроизводства, свобода печати. По-видимому, участники дискуссии полагали, что за такие разговоры их не станут арестовывать, судить и, тем более, выносить суровый приговор. Однако уже 21 апреля граф А.Ф. Орлов представил Николаю I большой список петрашевцев, а также их высказывания. Царь ознакомился с этими материалами и произнес:
– Я все прочел. Дело важно, ибо ежели было только одно вранье, то и оно в высшей степени преступно и нестерпимо. Приступить к арестованию, как ты полагаешь. Точно лучше, ежели только не будет разгласки от такого большого числа лиц, на то нужных… С Богом!
Покарали петрашевцев с необычайной суровостью: двадцать одного из них присудили к смертной казни. Этот вердикт никак не отвечал малости их вины (если вообще присутствовал состав преступления). Столь крутые, жесточайшие меры только лишь за обсуждение острых проблем (за «вранье»), без каких-либо стремлений и возможностей поколебать общественный порядок, вполне можно считать проявлением государственного терроризма. Ведь цель такого неправедного, несправедливого осуждения – запугать подчиненных, подданных.
Были приговорены к смертной казни не декабристы, вышедшие с оружием в руках против незаконного, как они утверждали, воцарения Николая Павловича и за принятие конституции. Приговорили даже не пропагандистов революционных идей, а всего лишь думающих и рассуждающих свободно молодых людей.
Такая государственная политика, резко и жестоко ограничивающая свободу мысли и мнений, имеющая целью вселить страх, ужас (то есть, по-гречески, «террор») в души людей, заставляющая их не думать на некоторые темы вовсе, вызывала у определенных людей желание идти наперекор не только в мыслях, но и в действиях. Не этим ли порождается революционный политический террор?
Итак, 22 декабря 1849 года «крамольников» вывели на плац и подготовили к расстрелу. Они держались достойно, хотя пережили ужасные минуты (об этом вспоминал Ф.М. Достоевский). В последний момент казнь заменили каторжными работами. Такова была царская милость.
По Петербургу пустили слухи о раскрытии заговора врагов России и русского народа, стремившихся убить государя и всю его семью. Конечно же, ничего подобного не было и в мыслях петрашевцев – сторонников постепенных преобразований общества путем конституционных реформ. Разве что однажды один из них, В.П. Катенев, показав на портреты французских политиков, висевших на стене, засмеялся: «Почему бы не повесить и нашего царя?»
Казнь петрашевцев серьезно напугала вольнодумцев, которые устраивали кружки, где помимо прочего обсуждались социально-политические проблемы. Теперь если уже создавались тайные общества, то с самыми серьезными намерениями. Они были сначала преимущественно просветительскими и дискуссионными, а затем стали террористическими.
Революционные организации породили, расширили и укрепили особые государственные структуры, призванные с ними бороться. Репрессии порождали протесты. В ответ правительство ужесточало контроль над обществом. Царю докладывали о существовании опаснейших заговорщиков. На нужды тайной полиции выделялись крупные средства. В разжигании «революционного психоза» и даже в террористических актах были весьма заинтересованы представители карательных органов.
Сложилась парадоксальная ситуация: борцы против существующего государственного строя способствовали его усилению и ужесточению. Эти мероприятия обычно называют реакционными, вкладывая в это негативный смысл. Однако они являются в значительной степени реакцией на тайные общества революционеров.
На первый взгляд кажется, что радикальные идеи, рожденные в результате буржуазных революций в Западной Европе, давали энергичный толчок социально-экономическому и культурному развитию России. Однако и тут не все так просто. На общественное сознание положительно воздействовали, будоража его и поднимая острые вопросы, прежде всего опубликованные художественные и публицистические произведения. Кроме того, в страну в немалом количестве завозили нелегальную литературу, издававшуюся в Париже, Лондоне, Женеве…
Но все это относилось почти исключительно к «образованным сословиям». Сравнивая петрашевцев с декабристами, Ф.М. Достоевский писал:
«И те и другие принадлежали бесспорно совершенно к одному и тому же господскому, «барскому» так сказать, обществу, и в этой характерной черте тогдашнего типа политических преступников, то есть декабристов и петрашевцев, решительно не было никакого различия.
…Вообще тип русского революционера, во все наше столетие, представляет собою лишь наияснейшее указание, до какой степени наше передовое, интеллигентное общество разорвано с народом, забыло его истинные нужды и потребности, не хочет даже и знать их и, вместо того, чтобы действительно озаботиться облегчением народа, предлагает ему средства, в высшей степени несогласные с его духом и с естественным складом его жизни».
Мысль верная, но лишь отчасти. За то столетие не было одного типа русского революционера, и к тому же они эволюционировали. Вначале это были почти исключительно дворяне. Затем среди них стало появляться все больше разночинцев, а также рабочих, служащих и даже крестьян. Преобладала образованная или полуобразованная молодежь. А в конце века сформировались профессиональные революционеры.
Что касается средств улучшения положения народа, то и тут не все так однозначно. Да, конечно, интеллигенция была оторвана от народа.
Но разве дело только в сословной принадлежности? Так называемое «классовое сознание» вовсе не определяет основные черты личности, ее идеалы, интеллектуальный и нравственный уровень, темперамент. Все-таки склонность к тайной террористической деятельности проявляется далеко не у каждого. Те, у кого она есть, находят себе «отраду» в органах государственных спецслужб, в криминальной среде, в тайных политических или религиозных организациях.
Вот и тот социальный слой, привычно называемый интеллигенцией, чрезвычайно неоднороден. Собственно интеллигентов среди них мало (то есть тех, у кого духовные потребности явно преобладают над материальными; они живут интенсивной духовной жизнью). Точнее называть значительную часть такого рода служащих по ведомствам науки, искусств, литературы, образования – интеллектуалами. Это люди, живущие за счет интеллектуального труда.
Если исходить из такого деления, то идейных революционеров, как бы к ним ни относиться и к какому бы сословию они ни принадлежали, следует считать интеллигентами. В их среде особую группу составляют террористы. Эти отчаянные люди готовы идти на смерть, не останавливаясь перед необходимостью прервать не только свою, но и чужую жизнь.
О том, как важно иметь специфический характер террориста, показывает бесславная судьба «Священной дружины». Она была создана государственными служащими по типу тайной террористической организации для борьбы с террористами… Впрочем, о ней у нас еще пойдет речь позже.
Среди российских революционеров было немного убежденных террористов. Это направление еще только зарождалось. Но у него уже появились свои теоретики. А один из них – Сергей Нечаев – приступил и к практическим действиям.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
