Дядя Саша греб, а Юрась и Женька сидели на корме. Женька приехал сегодня с дядей Сашей. Он сразу Динке не понравился. Когда дядя Саша их знакомил, то сказал смеясь:
– Знакомьтесь. Женька, это Динка. Динка, это Женька.
Женька снисходительно скривился и даже наушники от плеера из ушей не вытащил. Он и сейчас их не вынимал, и что-то шумело и бумкало у него там. Динка злилась. Потому что вокруг было так тихо, а тут это бумканье! И дядя Саша ну будто бы ничего не замечает! А маме хоть и не нравится, но она молчит, всю дорогу молчит, она, наверное, на дядю Сашу обиделась, что он закричал.
Динка смотрела на Женьку и вдруг вспомнила мамин разговор с тетей Аней, Женькиной мамой. Они пололи свеклу, а Динке сказали поливать клубнику. Динка набрала полную лейку, и вода полилась струйками из дырочек, а Юла стала прыгать, ловить эти струйки, будто хотела укусить. Динка засмеялась и вдруг услышала, как тетя Аня сказала маме:
– А говорят, детдомовские дети смеяться не умеют.
Мама посмотрела на тетю Аню как-то странно, ответила помолчав:
– Просто уже много времени прошло.
– Не жалеешь?
– О чем?
– Ну… Сережа… Может быть, не стоило брать ребенка из детдома?
– Это была его идея, – угрюмо сказала мама.
Дальше слушать Динка не стала. Вот еще, очень надо! Тетя Аня сама не знает, что говорит, всякую ерунду!
И чем больше Динка злилась, тем заливистее смеялась. Громче и громче, лишь бы не слышать, о чем там они говорят…
… Это была его идея. Правда, он хотел взять мальчика, но Катя, как увидела Динку, ни о ком больше думать не могла. Она уговорила его. Сказала: «А потом возьмем мальчика. А Дина будет помогать».
– Почему же он ушел?
– Потому что это непросто – воспитывать ребенка, – начинала закипать Катя.
– Да еще и чужого, – согласно закивала Аня.
Катя отвела глаза. Она сама об этом думала постоянно. Труднее воспитывать «чужого»? И когда «чужой» становится «своим»? Динка сначала была… ну, как дочка знакомых, которые уехали и попросили присмотреть за ребенком. Катя присматривала. Кормила, гладила платья, заплетала волосы, уроки помогала делать, сказки на ночь читала. Целовала. Иногда через силу. Особенно в первое время. Пока не выветрился из Динкиной кожи запах тухлой воды и серых коридоров. Иногда забывала. Иногда начинала строить планы и вдруг с досадой понимала: ах да, Дина же, ее-то куда…
Когда, в какой день и час эта чужая девочка стала своей, Катя не знала. Не просто своей, а дороже, важнее единственного, любимого Сереженьки, с которым прожили душа в душу двенадцать лет.
– Просто жалко, – сказала опять Аня. – Вы были такой парой, так хорошо жили…
– И что?! – не выдержала-таки Катя, взорвалась. – Мне надо было вернуть ее в детдом? Из-за того, что он не смог привыкнуть? Не научился жить, согласуясь еще с чьими-то интересами? Не полюбил, не принял? Мне надо было отдать ее обратно? – шипела Катя.
Динка с Юлой продолжали свою игру.
– Нет, нет, что ты… – отодвинулась Аня. – Я совсем не это имела в виду… Просто вы такая красивая была пара, и мы все его так любили… а теперь…
– А теперь любите Динку! – сурово сказала Катя. – Она моя дочь, она моя, и мне все равно, что вы все об этом думаете!
Катя вскочила и бросилась вон из огорода, из дома в лес, плакать.
– Мама! – понеслось ей вслед Динкино растерянное.
– Мама сейчас придет, Дина, – сказала тетя Аня.
«Женька, наверное, тоже детдомовский, – подумала сейчас Динка, глядя на него с носа лодки, – никогда не улыбается».
Он ей не нравился. Не нравилось, что Женькин взгляд проскальзывает мимо, будто она скучное дерево или камень. Мимо всего скользит Женькин взгляд, он не улыбается. А если дядя Саша начинает рассказывать что-нибудь смешное, он только кривит рот, будто и хочет улыбнуться, но что-то держит внутри его улыбку, какая-то пружинка. Женьку не любит Юрась.
– Уткнется в свой фотик, и будто нет никого, – ворчал Юрась.
Женька и правда много фотографировал, но тоже как-то без интереса, будто от скуки. Потом долго просматривал снимки на экранчике цифрового фотоаппарата. Никому не показывал, да никто и не просил. Наверное, они все были неудачными, потому что Женька много стирал. Из-за этого он пропускал самое интересное: как проплыла совсем рядом с лодкой коричневая утка с утятами, как прыгнули с листа кувшинки три зеленых лягушонка, как кружил над ними ястреб и кричал, будто заблудившийся жеребенок, как дядя Саша вытащил первого окуня…
– Женька, смотри, какой окунь!
– Угу, – отвечал Женька, отводя скучающий взгляд.
Когда затаскивали лодку, когда ставили палатку, костер разводили, Женька все так же сидел в стороне. Теперь он достал телефон и играл в игры.
– Красота-то какая, а! – потянулся дядя Саша, почесал живот. – Красота?
– Красота! – согласилась Динка.
Они встали у белой скалы, которую дядя Саша называл Аленушкой. У ее подножья текла узкая горная речка Безымянка, несла ледяную воду в озеро.
– Утром на зорьку пойдем… Ох и клюет здесь утречком! А потом тройную уху зарядим, да, Женька?
Женька криво улыбнулся.
– Чего он вообще поехал, – проворчал себе под нос Юрась, – сидел бы дома со своим телефоном.
Юрась тихо сказал, но дядя Саша все равно услышал и погрозил ему пальцем. Он вроде бы и не замечал, что Женьке скучно. Шутил с ним, разговаривал. А Динка и Юрась злились.
Когда совсем стемнело, все, кроме Женьки, пошли купаться. Вода была теплая, тихая, кувшинки светились в сумерках розово-желтыми свечками, шумели камыши. Женька сидел у костра и смотрел на них. Наверное, с завистью.
После купания дядя Саша заварил чай и открыл своим старым охотничьим ножом сгущенку. Юла повела носом и уселась рядом с банкой, переступая передними лапами. Но дядя Саша Юле сгущенки не дал, убрал подальше. Тогда Юла ткнулась Динке в ладонь, выпрашивая конфету. Мама разливала чай, будто речку Безымянку в кружках раздавала. И плавали в чае лесные травы.
– Хорошо! – крякнул дядя Саша.
Женька пять кубиков сахара бросил в кружку, а потом сделал два глотка, выплеснул остатки в кусты и, не попрощавшись, полез в палатку. Юрась чуть не задохнулся от возмущения, но дядя Саша быстро сказал:
– Да, хорошо! – Он погладил Юлу, которая уже разгрызла конфету и теперь лежала у дяди Сашиных ног, жмурилась на огонь.
– А вот знаете, ведь Юла мне здесь жизнь спасла. Да и не только мне: семь человек ей жизнью обязаны.
– Как так? – спросила мама, а Динка вытянулась в струнку, чтобы дядя Саша видел, как ей интересно.
