– Я не могу отрицать ваш опыт, любезнейший дон Санчус, никто не посмел бы оспаривать глубину ваших познаний, но я все же не понимаю, – дон Берналь поправил золоченую перевязь на кругленьком животике. – Ни в Сито, ни в самом Порталегри нет своего палача, и я уже вызвал из Эвора одного чудного заплечных дел мастера. С его помощью мы вытянем у преступницы добровольное признание, так что не пройдет и трех дней как она покается во всем и будет казнена.
– В чем покается? – Лицо дона Санчуса из приятно розового, от выпитого вина, сделалось красным. – Я же сказал: то, что мы осматривали, не может быть останками ее ребенка. Найдите другой труп. Более свежий. И я помогу провести его опознание. Вот тогда… Но найденный скелет не может принадлежать убитому полгода назад ребенку, а значит, никто не может обвинять эту женщину в убийстве сына. Нету тела – нету дела.
– Почему собственно? Палач уже выехал, и мне все равно придется заплатить ему. Так что будет менее обидно, если он исполнит свой долг, нежели мы заплатим ему только за то, что он поднял свою задницу и добрался в удобной карете от Эвора до Порталегри. В конце концов, если Марианна Монтебан невиновна, пытки только подтвердят это.
Повисла напряженная тишина, так что было слышно, как на полу собака грызла кость и под потолком кружились мухи.
– Однажды, для того чтобы доказать свою правоту, я раскопал яму, где была захоронена собака, – медленно и словно взвешивая каждое слово, произнес дон Санчус. Лицо его при этом из красного сделалось багровым. – Трупы животных гниют с той же скоростью, что и трупы людей. Клянусь, что если бы наш любезный хозяин приказал своим людям расспросить местных крестьян, кто-нибудь из них, несомненно, указал бы нам место, где зарыл недавно умершую кошку, собаку или какую-нибудь домашнюю скотину, которая, сдохнув естественной смертью, не могла быть употреблена в пищу. Если бы я предъявил вам такое доказательство, потому как Святая церковь не одобряет разрывание могил людей, и вы лично увидели бы, что происходит с трупом через полгода, вы признали бы, что найденный под ракитой скелет не может быть…
– Если бы я увидел труп животного, пролежавший в земле полгода, я бы понял, что труп животного разлагается именно так. При чем здесь человеческое тело?
Мой хозяин замолчал, жуя пучок лука.
– Есть еще какие-нибудь доказательства вашей правоты, услышав которые я отослал бы палача и тотчас же выпустил на свободу эту крестьянку?
– Есть, – дон Санчус поднялся с места и, отерев губы ладонью, вперился безумными глазами в дона Берналя. – Мое имя Альфредо Санчус барон Уэльва. Я сын Фернана Санчуса, который был троюродным шурином покойного короля Фернанду и Исабель Санчус, являвшейся молочной сестрой брата также покойной ныне королевы Анжелики. Я имею более пяти поколений предков, являвшихся самыми благородными рыцарями, имена которых вошли в легенды. Мой брат граф Альвару – близкий друг короля Афонсу, а мой племянник служит его сыну и наследнику инфанту Педру…
По мере произнесения списка имен пораженный дон Берналь то и дело привставал или пытался поклониться, так, словно вместе с именем перед его глазами восставал зримый призрак давно умершего или здравствующего и от того еще более опасного, нежели мстительный покойник, вельможи.
– И вот я, Альфредо Санчус барон Уэльва, даю вам честное слово дворянина и рыцаря в том, что найденный в деревне Сито скелет младенца не может быть скелетом сына Марианны Монтебан. А стало быть, мы не можем обвинять ее в убийстве, не имея более веских доказательств, – выдохнув всю тираду, дон Санчус грузно осел в кресле. Он часто дышал и хватался за грудь.
– Так бы давно и сказали! – Судья вскочил и, подойдя к обессиленному дону Санчусу, пожал его руку. – Ваше слово – вот истинные доказательства, опровергнуть которые не сможет и не посмеет никто во всем королевстве! Ваше благородное слово – вот единственное, чему я могу поверить! И чему я безоговорочно подчиняюсь, так же как если бы оно исходило от самого короля или принца крови!
После этого он обратился к дону Гансалису с просьбой немедленно отпустить на свободу Марианну Монтебан и велеть стражникам ходить по деревне, крича во всеуслышание, что означенная крестьянка ни в чем не виновна.
Так дон Санчус спас от пыток и казни неизвестную ему крестьянку из деревеньки Сито.
Глава четырнадцатая. Греховный поцелуй
Пока мы гостили в Порталегри, граф Альвару привез невесту и обвенчался с ней, так что мы с доном Санчусом поспели только на третий день свадьбы.
Здесь я хотела бы рассказать о юной графине Альвару. Честно говоря, в мыслях я представляла себе будущую жену моего любовника рослой и крепкой в кости дамой, то есть такой, какой была я. Юная графиня оказалась шестнадцати годков от роду, хрупкой и маленькой, точно девочка. С тонкого белоснежного личика, схожего с сердечком, с остреньким подбородком и губками бантиком, смотрели с печалью и тоской огромные, но отчего-то словно погашенные серые глаза.
Собственно говоря, ничего в личике госпожи Литиции нельзя было назвать красивым или особо привлекательным, тем не менее она умела останавливать на себе взор самыми простыми вещами. Тем, как брала тремя пальчиками кусочек мяса с тарелки и затем, не обронив ни единой капли жира, отправляла его в свой миниатюрный ротик. Как говорила, тихо, спокойно и рассудительно, так что даже буйный или пьяный, слушая ее, был вынужден умолкать, вникая в смысл сказанного. Она не ходила, а плыла, грациозно ставя ножку перед ножкой, словно ее туфельки ступали по натянутому канату.
Одному Богу известно, где граф Альвару покупал колечко на руку своей невесте, разве что кто-нибудь из знакомых подсказал ему ювелира, делающего кольца на двенадцатилетних девочек. Ее кисти и стопы были маленькими и изящными, а запястья, лодыжки и талия такими тонкими, словно принадлежали не обыкновенной женщине, а ангелу небесному.
Графиня мало ела, а пила еще меньше. Глядя на ее хрупкую кукольную фигурку и особенно узкие мальчишеские бедра, мысль невольно наталкивалась на то, о чем думали родственники дона Альвару, так как графиня была явно не приспособлена для деторождения.
Завидев, как я привычно уже прислуживала за столом дону Санчусу, Альвару отозвал меня в сторонку и, зажав за портьерой, страстно поцеловал в губы.
– Постарайся не показываться на глаза моей жене, милая Франка, скоро я отзову тебя из дома добрейшего дяди, и ты поступишь на службу к Литиции в качестве ее придворной дамы, прибывшей из Испании.
Я бросилась на шею Альвару, целуя его и только что не вереща от восторга, когда штора, скрывающая нас от остальных гостей, дернулась, и я услышала кашлянье и быстрые шаги. Красные от возбуждения и стыда, мы выкатились из своего укромного места, пытаясь разглядеть обнаружившего нас, но увидали лишь спину удалявшегося.
– Черт возьми, из-за твоего маскарада меня сочтут любителем пажей! – в сердцах Альвару пихнул меня локтем в живот и поспешно вернулся к своей невесте.
Натянуто улыбаясь гостям и стараясь держаться прямо, я встретилась глазами с Литицией и была вынуждена сделать вид, будто не замечаю ее молчаливого вопроса. Вновь встав за спинкой стула дона Санчуса, я оценила, что со своего места графиня никак не могла видеть проклятую портьеру, но я была уверена в том, что она все поняла.
