– Нет, – бухтит он, – мой любимый цвет – голубой. Хочу голубой велосипед!
Кто бы сомневался…
– Знаешь что? Давай я засеку время, и посмотрим, за сколько ты объедешь комнату на красном велосипеде. Я уверена, красный ездит быстрее, чем голубой.
Боюсь, что эта тактика конкурентной борьбы выйдет мне боком, но сейчас меня больше занимает моя большая (чересчур!) ягодичная мышца. Сынок с радостью подхватывает идею быть первым.
Горя желанием превзойти родного братца, Разумник бежит к красному велосипеду.
– Мой велик ездит быстрее, чем твой… Так мама сказала! – объявляет он младшему родственнику. Бином смотрит на меня, ожидая подтверждения столь печального факта. Его лицо постепенно искажает гримаса обиды. Господи, дай мне силы.
Богом посланная бабуля спасает ситуацию, берет младшего брата за руку и уводит к столику с пазлами. Я благодарно улыбаюсь ей и возвращаюсь – правда, уже с меньшим энтузиазмом – в зал. Через десять минут мы приступаем к выполнению прыжков звездочкой, широко раскидывая ноги и руки. Ну, то есть другие Красивые Тела именно так и делают. Обо мне речи нет. Я едва отрываюсь от пола, судорожно размахивая руками и зажимая ноги, словно у меня недержание. Мысленно даю себе зарок заняться дома упражнениями по укреплению мышц таза.
– Мамочка. МАМА! – шипит другая бабуля и манит меня на выход.
Я пробираюсь сквозь стройные ряды потеющих граций.
– Боюсь, ваш сын наложил в памперс. Сожалею, но вам нужно подойти. Все-таки это вопрос здоровья…
– И безопасности! – заканчиваю я за нее и начинаю злиться на «государство-няньку». Няни ведь на то и существуют, чтобы облегчить жизнь, разве не так? Помогать матерям? Неужели правительство не понимает, что я стараюсь быть образцовой матерью, хочу, чтобы мое тело, изуродованное хроническим деторождением, стало красивым?
– Сейчас иду. – И я направляюсь к выходу – в который уже раз.
Пока я вытираю пот с нахмуренного чела, во мне крепнет материнское предчувствие.
– Кому надо поменять памперс? – спрашиваю я.
– Вашему старшему. Вон тому… – Она показывает на Разумника, который потягивает сок и лопает бисквитное печенье.
– Но… он не носит памперсы…
Да, пожалуй, на сегодня с меня хватит прыжков звездочкой.
К счастью, я возвращаюсь из туалета вовремя и успеваю захватить последние минуты упражнений для пресса.
Проработка мышц брюшного пресса предполагает наличие этих самых мышц; у меня они тоже когда-то были, в те далекие времена, когда можно было принимать ванну без риска наступить на Человека-паука, а при виде почтальона в голову не лезли мысли о Почтальоне Пэте из одноименного мультика. Однако недавняя череда счастливых событий оставила мне в награду живот, который уж никак не тянет на «кубики», а скорее напоминает пачку влажных салфеток.
Пять невыносимо тяжелых – да что там, смертельных! – отжиманий, и в дверях появляется еще одна бабушка с явно проголодавшимся Непоседой в беспомощных руках.
– Я пыталась укачивать его, но он, кажется, голоден, мамочка. Мне очень жаль, что приходится отвлекать вас от занятий.
Неужели?! А мне совсем не жаль! Я радуюсь молча, осыпая сына благодарными поцелуями.
– Никто-никто не помешает мне тебя покормить, – воркую я, с облегчением опускаясь в кресло. Сынок прижимается к моему все еще желеобразному животу, хватает ручонкой грудь и начинает сосать.
Сияя от удовольствия, я вспоминаю слова своего любящего мужа. «Девять месяцев внутри, девять месяцев снаружи», – регулярно повторяет он, когда я оплакиваю перед зеркалом свою фигуру. Возможно, в этом случае он прав. Если взять эти самые девять месяцев и умножить на три беременности, это будет… м-м… В общем, еще, как минимум, восемнадцать месяцев можно не переживать за свои пропорции. Удовлетворенная этой женской логикой, я тянусь за надкусанным моим старшим сыном печеньем.
Не выбрасывать же, в самом деле.
– Ну все! – самодовольно ухмыляюсь я, выезжая из города две недели спустя. Мальчишки пристегнуты, надежно зафиксированы на заднем сиденье автомобиля. – На этот раз никакой осечки!
Бросаю взгляд в зеркало заднего вида: три пары глаз смотрят на меня доверчиво и с обожанием, и я млею в приступе материнского счастья. Ах… мои детки, мои мальчики. Охваченная необъяснимым чувством восторга, я напеваю песенку про фермера Макдональда и – королева караоке – дрыгаюсь в такт.
Подмигивающая вспышка фар со встречной полосы возвращает меня из мира уток и ослов к реальности, и я живенько осознаю, что нахожусь на оживленной автомагистрали утром понедельника. Смотрю на спидометр. Черт. Семьдесят пять при разрешенных семидесяти. Интересно, фары мигали мне или другому автомобилисту, тоже потерявшему голову от забойного ритма и непривычно солнечной погоды? Я задаюсь вопросом, является ли материнское безумие смягчающим обстоятельством в глазах судей на процессе о превышении скорости, и мысленно начинаю сочинять покаянное письмо.
– Мама, давай… пой! – командует сзади Разумник.
Я вздыхаю и с упоением продолжаю петь. Чего уж там, преступление совершено.
Мы прибываем на место без новых приключений. «Королевство безумного веселья для всей семьи!» – кричит неоновая вывеска на фасаде кирпичного здания. Замечательно, думаю я, подгоняя потомство к входу. Привет, Безумное Королевство, вот и мы.
Первое, что меня встречает, – это запах. Аромат хлорки с примесью мочи уносит меня в прошлое, к шотландской начальной школе с удобствами во дворе. Я судорожно глотаю воздух и задерживаю дыхание. Еще не оправившись от вони, становлюсь жертвой следующей атаки – шумовой. Децибелы звериного рыка, смешанного с дикими криками, отскакивают от четырех стен и бьются прямо в барабанные перепонки. Свободной рукой я затыкаю правое ухо, крепче прижимаю к себе младенца и направляюсь, уже не так охотно, к билетной кассе.
Через пятнадцать минут я понимаю, почему родители так стремятся в Безумное Королевство и подобные царства хаоса. Старшие мальчишки молниеносно исчезают в этом лабиринте. Я их не вижу, но отсутствие новостей, полагаю, тоже хорошая новость. Между тем Непоседа мирно сопит в люльке-переноске. Я смотрю на него и не верю своим глазам: похоже, он не из тех, кто засыпает в тишине, как мы раньше думали. Отныне перед сном только хард-рокер Мит Лоуф, никакого Моцарта. И, отложив проект «Красивое Тело» на потом, я наслаждаюсь капучино с круассаном и покоем.
Если так дело пойдет и дальше, думаю я и с завистью поглядываю на мамашу слева, шелестящую газетой, в следующий раз можно и книжку принести.
К сожалению, столик сделан из пластика. Я не суеверна, но тут явно стоило бы постучать по дереву.
Разумник с визгом тормозит у моего стула, и обжигающий кофе выплескивается на колени.
– Мама… – задыхаясь, произносит он, – ты должна подойти… скорее. – Тут ему на глаза попадается мой круассан. – А что ты ешь? – подозрительно спрашивает он.
