— Вернон дома? — спросил я. — Я хотел поговорить с ним — это займёт не много времени.
Дверь медленно открылась ещё на шесть дюймов.
— Индиго, — прошептала она.
— А? — Я шагнул в квартиру, закрывая за собой Дверь. — Что вы сказали?
— Индиго, — повторила она. — Ничего, кроме индиго.
Тут я вспомнил объяснения Николаса. Она вся в цветах.
— Где Вернон? — спросил я.
— Клак-клак! — сказала она монотонно. — Клак-клак, клакати-клак, клакати-клак…
— Что за чертовщина? — спросил я сурово. — Это международный язык?
Она отвернулась от меня и принялась расхаживать по ковру взад и вперёд.
— Клак-клак, — продолжала она, — клак-клак, клати-клак, клакати-клак… — Она повторяла все это с той же монотонностью, шагая в такт этой идиотской бессмыслице.
Я дождался, пока она пошла снова в моём направлении и схватил её за руки, когда она приблизилась.
— Слушайте, — сказал я, — у меня нет настроения валять дурака. Мне нужно поговорить с Верноном. Её глаза смотрели прямо сквозь меня.
— Я пишущая машинка, — торжественно сообщила она. — Я печатаю, больше ничего. Я не чувствую и не думаю. Я просто делаю своё дело. Клак-клак, клакати-клак…
— Значит, вы миссис IBM Манхеттена; — зарычал я. — Продолжайте в том же духе, и я хорошенько нажму вам клавиши! В последний раз спрашиваю, где Вернон Клайд?
Она вдруг задрожала и рывком высвободила руку.
— Не спрашивайте, — сказала она. Её голова медленно поворачивалась из стороны в сторону в такт какому-то неслышному метроному. — Не спрашивайте, — повторила она тупо. — Что угодно, только не спрашивайте — На мгновение её глаза сфокусировались на мне. — Я вас помню тогда на репетиции. Человек случайных занятий. Парень с профилем и сексуальностью, бьющей через край…
— Ну вот, это уже на что-то похоже, — сказал я серьёзно. — Значит, вы меня помните. Прекрасно! Как насчёт Вернона Клайда?
Её голова по-прежнему ритмично вздрагивала.
— Не спрашивайте, — сказала она снова, — только не это.
Ещё несколько секунд она увлечённо всматривалась в моё лицо.
— Сексуальность… — Она трижды медленно повторила это слово про себя. — Пожалуй, именно это. Вы можете получить все, что хотите, только не спрашивайте. Чего бы вам хотелось, Дэнни Бойд?
Она подняла руки и одним рывком стащила с себя свой чёрный свитер через голову. Я был в кое-чем прав, когда увидел её в первый раз. Она не носила бюстгальтера, и этот захватывающий дух вид был настоящим.
— Вы можете получить все, что хотите, Дэнни Бойд. Меня? Если хотите меня — можете взять. Я совсем не против, чего бы не пожелали. Я здесь, чтобы угождать, но не спрашивайте. Вы понимаете это? Вы не должны задавать вопросы.
Как утверждают некоторые люди, у меня иногда бывает глупое выражение на лице. Но сейчас у меня было дурацкое выражение, и она это заметила, но не правильно поняла его.
— Извините, — сказала она, — вы хотите, чтобы я сняла всё остальное?
Она расстегнула молнию на брюках и спустила их до щиколоток, а затем взяла и переступила через них. Теперь на ней остались лишь малюсенькие голубые трусики. Я хрипло кашлянул.
— Послушайте, я…
— Понимаю, — вежливо сказала она. — Вы предпочитаете, чтобы я пока их оставила или вы хотите снять их сами? Делайте, как вам это нравится, Дэнни Бойд. Все, что угодно!
Здесь оставалось сделать только одно, и я это сделал. Я размахнулся и ударил её ладонью по лицу. Раздался громкий болезненный звук. Её голова дёрнулась в сторону. Секунду она стояла ошеломлённая, потом разразилась слезами. Я подождал некоторое время, пока она поплачет, потом сказал:
— Ладно, так где же Вернон?
Она затряслась, и её горло судорожно задвигалось, когда она попыталась что-то сказать. Потом она отказалась от этой попытки и только кивнула головой на дверь, очевидно, ведущую в спальню.
— Почему, чёрт возьми, вы не могли сказать это сразу? — мягко спросил я.
Она безмолвно покачала головой, по-прежнему не произнося ни слова.
— Я пойду поговорю с ним, а вы пока оденьтесь.
Я подошёл к двери и осторожно постучал.
— Вернон Клайд? Это Дэнни Бойд. Мне нужно срочно поговорить с вами.
Из комнаты не донеслось никакого ответа. Я взглянул на Чарити и понял, что задавать новые вопросы будет пустой тратой времени. Она не потрудилась одеться, она по-прежнему размеренно шагала взад и вперёд с прежним отсутствующим выражением в глазах.
— Клак-клак, клакати…
Этого было вполне достаточно, чтобы у человека снова зачесались руки.
Я нажал дверную ручку и толкнул дверь. Она легко распахнулась, и я шагнул в спальню. Горел верхний свет, и комната была ярко освещённой. Это походило на сцену из кошмарного романа.
Никогда раньше я не видел так шикарно обставленной спальни. Потолок цвета слоновой кости с рядом скрытых светильников, заливающих комнату ровным сиянием. Глянцево-белые обои на стенах. Пол почти целиком покрыт белым мохнатым ковром. Сама кровать голливудских размеров из белой сосны с чёрными шёлковыми простынями и с подушками в шёлковых наволочках цвета вина. Четыре больших зеркала были укреплены на стенах вокруг постели. Они были наклонены под таким углом, что даже, если вы ложились в постель один, каждый раз вы видели вокруг себя компанию для бриджа.
Как я уже сказал, это было похоже на сцену кошмарного романа. Никогда раньше я не видел столько крови. Я даже не знал, что может быть столько крови в теле одного человека.
Кровью была вымазана стена под открытым окном. Тёмная лужа её посреди белого ковра все ещё растекалась маленькими ручейками у меня на глазах, цепочка крупных алых пятен тянулась через подножье кровати и по черным шёлковым простыням к телу Вернона, лежавшему посреди этого алькова.
Я снова овладел своими ногами и подошёл поближе. Там я только взглянул один раз и быстро отвернулся. Это была работа маньяка. Маньяка с ножом, который резал и кромсал, и продолжал резать и кромсать уже после того, как Клайд был мёртв. Я быстро вернулся в гостиную и закрыл за собой дверь спальни.
Чарити перестала шагать, когда увидела выражение моего лица.
— Индиго, — медленно сказала она, — все индиго. Вот почему я — пишущая машинка. Клавиши ходят взад и вперёд, вверх и вниз, в размеренном ритме делая свою работу. Я машина, я просто должна работать, вот и все. Я не должна думать… клак… клак…
Я снова ударил её по лицу, на этот раз не так сильно, но достаточно, чтобы её глаза перестали казаться остекленевшими.
