– Похотливые грешники… Посади на кол свою самку, Паоло Малатеста[7]… Подавись грязью из своего рта… Замарай себя ее грязной вульвой… Предавайтесь вашим порокам, спаривающиеся животные… Тебе конец, Клаудио, ты похоронен в самой страшной грязи, какую только можно было бы найти… Ты захлебнешься своей проклятой спермой… А я, я полна тобой… Я кончаю… Я кончаю… Наслаждайтесь вместе со мной… Я умираю… Клаудио… Эммануэль…
Но все это уже бесполезно. Клаудио или тот, кого она так назвала, эякулирует. Его ритмичные спазмы потрясают Эммануэль до самой глубины, а он продолжает стонать, оставив язык в плену губ молодой женщины, которая на мгновение ослабляет свою хватку. С первой струей спермы Эммануэль отдается глубокому оргазму. Она судорожно направляет свой таз вперед и испытывает изысканнейшую боль, когда головка его пениса атакует ее вибрирующую матку. Ее клитор сжимается под давлением его члена, исторгающего из себя потоки наслаждения. Медленно, волнообразно Эммануэль постепенно теряет всякое ощущение окружающего ее мира, улетая в тот самый рай, где Бог действительно может обходиться без всякого наказания.
IV
Луч света пронизывает всю комнату, скользя по лицу спящей Эммануэль, чьи веки слегка дрожат, а потом утыкается в теплую темноту ее волос. Она глубоко спит, переполненная истомой. Ей снится, что она с необыкновенной легкостью плавает в озере, заросшем лилиями и водорослями, а ее волосы переплетаются с кораллами, которые то и дело встречаются на ее пути, словно капли крови. Большая серебряная рыба следует за ней, но она безопасна. Купаясь, Эммануэль широко раздвигает ноги (она, конечно же, обнажена), чтобы привлечь эту рыбу в свою пещеру. Но берег уже близко, а плыть помедленнее у нее не получается. Слишком поздно, она вдруг видит пенную волну перед водопадом. Вскоре она будет поглощена бушующей массой воды… Эммануэль переворачивается на спину, стараясь вырваться из влекущего ее потока…
– Извините, что вынуждена вас разбудить. У меня на сегодня намечено несколько встреч для вас.
– Я не хочу, – протестует она, по-детски натягивая на себя одеяло.
Но ее сон уже исчез. Свежий утренний воздух, проникающий через приоткрытое высокое окно, заставляется ее содрогнуться от холода.
Она решает посмотреть, что это за злодей с голосом ангела решился ее побеспокоить. Это может быть только Сильвана. Рядом с ней бесстрастно стоит слуга с седыми усами, держа серебряный поднос, уставленный чашками, тарелками и серебряными чашами, блестящими на солнце.
И тут Эммануэль понимает: она уснула обнаженной на неразобранной постели. Кто-то из комнаты с зеркалами перенес ее сюда, не позаботившись о том, чтобы прикрыть. Последняя вредная выходка Мервеи?
Инстинктивно она пытается прикрыть наготу. Не из излишней скромности, а как-то безотчетно.
– Сколько сейчас времени?
– Десять часов.
Мервея уже уехала. Эммануэль отомстит ей позже. Она поднимается, широко раскрыв глаза.
– Поставьте это там. Я все сделаю сама.
Слуга ставит поднос на угол кровати и уходит.
«Может быть, Сильвана всем им вырвала языки», – с улыбкой думает Эммануэль, вспоминая немых, которые когда-то обслуживали гарем Сулеймана Великолепного.
– Если вы считаете, что я смущена, то вы ошибаетесь! – говорит Эммануэль, заворачиваясь в узорчатое шелковое покрывало.
Она удивляется изобилию блюд, поданных на завтрак. Она знает, что итальянцы чаще всего завтракают лишь чашкой кофе. Сливочное масло, мед и джем разложены в небольшие чаши вокруг сахарной розы, покрытой кремом. Малина, персики, яйца, ежевика, абрикосы, красные груши, желтые груши. Горка пончиков. В небольших емкостях дымятся кофе, чай, какао. Тут же стоят свежевыжатый грейпфрутовый сок и саке. Банан, нарезанный тонкими ломтиками. Апельсин, посыпанный сахарной пудрой. Наконец, крошечный графин, наполненный какой-то зеленой жидкостью.
– Все это невозможно съесть! – восторженно восклицает Эммануэль. Она берет пончик, за ним следует другой. Ее глаза пробегают от одного блюда к другому, рука блуждает по подносу. Попробовав какао, она находит его изысканным. Она намазывает на булочку малиновое варенье и с аппетитом проглатывает ее.
Потом она замечает чашку, наполненную фиолетовой жидкостью, в которой плавают семена подсолнечника. Она пробует. Вкус удивительный, но это не подсолнух.
– Этот препарат удивительно хорошо восстанавливает силы после занятий любовью, – говорит Сильвана.
– Мне это не нужно, – отвечает Эммануэль, глотая одну за другой две ложки. – Но если это намеренная инсинуация, то я не верю, что вы способны на такую низость.
– Это не инсинуация, а рецепт.
Закончив с бутербродами, Эммануэль атакует сахарную розу, чередуя ее с кусочками банана.
– Не смотрите на меня так, – протестует она, смеясь. – Вы знаете, что эмоциональный спад вызывает потребность в сладком.
– Таким образом, я все правильно предусмотрела.
Эммануэль продолжает есть. И вдруг она понимает, что опустошила всю посуду.
– Не может быть! Это какое-то проклятие. Я не могла поглотить столько еды.
Сильвана не отвечает.
– А что это такое зеленое?
– Это для пищеварения.
Эммануэль наливает стакан и пьет. И на миг ей вдруг кажется, что ее глаза выскочили из орбит, что она вся опустошена мощным внутренним пожаром.
– Дьявольщина. Вы должны были предупредить меня, что в этой стране производят зелье на основе козлиных хвостов и спермы дракона.
– Хотите еще?
– А что будет потом?
– Еще один глоток, и вы выпрыгнете из постели, а потом будете кричать и звать слугу, чтобы унять свой пыл.
– Почему слугу? Вы для этого не подходите?
– Сейчас, – отвечает Сильвана ледяным тоном, – вы примите ванну, а я пока приготовлю для вас то, что я нашла в вашем гардеробе.
И она бросает на кровать строгий костюм от Шанель – жакет из розового ситца, белую плиссированную юбку и жемчужное ожерелье.
– Видите, я делаю вам уступку: декольте округлое. Но я требую, чтобы было надето это ожерелье!
– А разве не лучше будет какая-нибудь мелочь от Жана-Поля Готье? Что-нибудь в стиле Мадонны, когда она исполняет песню «Меркантильная особа»?
Не реагируя на юмор, Сильвана смотрит на часы:
– Ровно три четверти часа. Я не могу дать вам ни секунды больше.
Затем она достает свой ежедневник с записями:
– В полдень – встреча с Брунори, антикваром, у которого вы покупаете этрусские вазы и картины на общую сумму в триста миллионов лир.
