Три тысячи он все-таки нашел — занял у гардеробщика, пообещав отдать в получку, хотя точно знал, что не отдаст, по крайней мере в этот раз. После работы он позвонил сестре, попросив встретиться. Та, конечно, ехидно посмеиваясь, затянула свою песню. Он не стал ее слушать и, отстранив трубу, уставился в витрину продуктового магазина. Сестра перешла на крик, называя его лентяем и кретином. Пашок перебил ее и все-таки настоял на встрече. Ирка нехотя согласилась «пересечься у дома на пять минут». Времени до вечера оставалось навалом.
Пашок положил деньги на телефон и вошел в Сеть. Ева его ждала. То, что ждала, он был уверен, иначе не ответила бы так быстро. Не поздоровавшись, он написал, что заскочил, мол, на пять минут, чтобы пообщаться с ней. Она обрадовалась, настрочив, что торопится на «мегамодную выставку» — там демонстрируют работы ее педагога, и она не может не пойти…
Пашок читал и улыбался — ну кому, на фиг, в наше-то время эти картинки нужны? Вон их сколько в Сети — жопой жуй, и все бесплатно. Люди с жиру бесятся. А в Москве так и вовсе: у людей крыша едет — лишь бы не работать. Еве еще простительно, она хрупкая и не такая, как все тут, а остальные… Эх, да что там говорить.
@
Выставочный комплекс Пашок нашел быстро. На его вкус, здание выглядело совсем уж уродливым: каменная махина с голубыми стеклами, стекающими в виде сталактитов. Центральный вход он обнаружил не сразу — пришлось побегать вокруг. У дверей со скуки подыхали мордоворот-охранник и две хмурые круглые тетки. Пашок с независимым видом прошел было мимо них, однако его остановили и потребовали билет. Он возмутился — ну вот еще, тратить деньги, чтоб посмотреть никому не нужную мазню! Ладно, подождет Еву еще где-нибудь.
Не найдя ничего подходящего, Пашок решил прогуляться в парке, прилегающем к выставочному комплексу. Трава в парке была неестественно зеленого цвета. Он пощупал газон и, убедившись, что покрытие искусственное, с раздражением подумал: тратят деньги на всякую ерунду, опять же с жиру бесятся. То ли дело у них в поселке — все натуральное: и продукты, и трава. А тут… Снова вспомнилась мать. Жаль, не дожила она… А что? Крыша над головой есть, на работу устроился и, можно сказать, стоит на пороге своего счастья: закадрил девушку, о которой и мечтать не смел. Губы разъехались в улыбке. Не, он тоже не пальцем деланный.
Свернув за сталактитовый угол здания, Пашок вышел к экспозиции металлических скульптур. Из ржавых железяк неизвестный умелец создал целые композиции — аисты в гнезде, плачущая женщина, обращенная лицом к небесам. Он сразу подумал о сотнях, нет, тысячах одиноких теток, сидящих в Интернете в ожидании чуда. Уж он-то наслушался этих историй, и все об одном и том же. Муж-козел — алкаш, импотент или дурак — короче, никчемная личность, а я вся такая-растакая, красоты неописуемой, ума палата, жду своего возлюбленного «прынца»… Ну не смешно? Это ж надо быть такими одинаково тупыми хомячихами… Правду говорят — простота хуже воровства. Одна вообще его удивила — развелась с мужем и прикатила в Москву. Он, конечно, ее не встретил, да и на фиг она ему сдалась: во-первых, старая, лет на пятнадцать старше — это как минимум (они же все возраст себе убавляют), во-вторых, липучая, зараза. Пришлось удалить ящик. А ник был хорош — «Звездный стр@н-ник*». Куда уж лучше и романтичнее. На Пашка накатила ностальгия по былым временам. Зайдешь в Сеть, приметишь какую-нибудь клушу и развлекаешься с ней пару недель, пока дамочка не начнет выедать мозг настойчивыми просьбами встретиться. Чума! А уж что пишут эти дамочки — никакому романисту не снилось.
Он еще с полчаса побродил среди скульптур и, почувствовав озноб, направился в сторону дверей с красной вывеской «Выход». Ей-богу, как в метро, художники тоже, не могли чего-нибудь скреативить… Внезапно из дверей повалил народ. Такого количества чудиков в одном месте Пашок не видел никогда в жизни. Он встал в сторонку — так было удобнее рассматривать толпу. Мужики поголовно бородатые, в растянутых свитерах или кургузых пальтишках, штаны почти у всех с вытянутыми коленками. Бабы — отдельная песня. Была у них в поселке одна библиотекарша, чудная безликая сушка. Сколько себя Пашок помнил, ходила в длинной коричневой юбке и волосатом жакете, застегнутом на все пуговицы, ну, зимой еще прибавлялись скособоченный берет и пальто, отделанное неизвестным зверем. Смотрела она всегда куда-то в сторону, словно чуралась нормальных людей. Весь женский пол, валом валивший из здания, был по образу и подобию той библиотекарши. Серость, короче.
Пашок искал глазами Еву, а чудики продолжали переть нескончаемым потоком. Наконец он заприметил светлое пальто и наскоро повязанный цветастый шарф. Девушка шла под руку с тощим старым уродцем, возбужденно беседуя. На щеках у нее играл румянец, глаза блестели, и было в ней что-то притягательное, чувственное, даже ведьминское. Она выделялась из общей массы какой-то неведомой энергетикой и чистотой. Пашок никак не мог налюбоваться. Так бы и смотрел бесконечно. «Кавалер» рядом с такой красотой выглядел бледно. На кончике носа потешного мужичка висели нелепые очочки, с головы свисала затасканная библиотекарская беретка, сквозь редкую бороденку просвечивал острый кадык. Пристроившись за ними, Пашок старался уловить суть беседы.
Трепались они, конечно, об искусстве. Говорила больше Ева, впрочем, как всегда. Мужичонка поддакивал, энергично кивая в знак согласия. Пашок аж испугался — того и гляди башка оторвется.
— Ну, а что Женя… Грустно, если честно. — Она явно была разочарована. — Талант — это искушение своего рода, даже проклятие, если хотите, с ним нужно уметь жить.
— Мне кажется, вы, Ева, так и остались максималисткой, — возразил недомерок.
— Разве это плохо, Андрей Викторович?
— Это не плохо и не хорошо. Это факт, и никуда от этого не денешься. Вы поймите, моя хорошая, время меняет людей и не каждый выдерживает его бремя. В молодости я тоже задирался.
— Да ну! Не может быть! — с восторгом воскликнула девчонка.
— Еще как может! Конечно, на чванство времени не было, но когда я впервые заработал восемьдесят рублей — почувствовал себя богачом. Представьте — художник — обличитель пороков общества, да еще и богач… Куда там! Пригласил своих дружков в ресторан, а одежки нормальной не было. — Недомерок рассмеялся. — В ресторан нас так и не пустили. Швейцары в то время были злыдни.
Пашок не понял, о каком Жене шла речь. Видимо, кто-то обидел ее, и она пожаловалась мужику. Попался бы этот говнюк Пашку под горячую руку, уж он бы отымел его по полной.
— Вы для меня эталон честного отношения к искусству! — неожиданно воскликнула девушка.
— Спасибо, деточка! — проблеял мужичонка. — Не это ли счастье — получить признание своих учеников! — Он мечтательно поднял глаза к небу и чуть было не убился, споткнувшись. — Помню, как вы вошли в класс — большеглазая, улыбчивая девочка, увешанная тубусами.
— А кисти дома забыла… — Ева и мужичонка рассмеялись. — Знаете, Андрей Викторович, я внимательно слежу за вашим творчеством с момента знакомства, с самых первых ваших лекций. И вот что я думаю — пусть ругают. Пусть, Андрей Викторович, правда! Все зависит от восприятия. Самое главное, в ваших работах нет вранья!
