47
Было это несколько недель назад возле площади Терн. Мы с Авророй заинтересовались витриной магазина, где продавали партитуры, метрономы из ценного дерева, старинные инструменты. У Авроры появилась идея купить там клавесин, и мы зашли. Тогда у нее был вид американской актрисы, посетившей Париж пятидесятых годов. Шляпа с широкими полями, косынка, перчатки из тонкой кожи, светлый костюм. Этот магазин держала женщина, довольно красивая, которая тут же окинула Аврору взглядом, не оставлявшим места сомнению. Аврора это заметила и наклонилась ко мне:
— Давай повеселимся…
Потом, расспрашивая о различных марках клавесинов, она ответила ей взглядом хитрым и многозначительным. Аврора меня предупредила. Ей не привыкать было вызывать желание у тех, кто попадался ей на пути, и она тут же подшучивала над ними. Без предупреждения. Никакая насмешка в ее темном взгляде не предшествовала этому порыву. Но сейчас она, казалось, излучала вожделение, хотя ни окружающая обстановка, ни вид хозяйки магазина к этому не располагали, — или Аврора просто играла с ней? Беседа началась поздним утром в пустом магазине. Женщина, не сводя с Авроры глаз, осыпала ее комплиментами. Ей нравилась эта шляпа, эти перчатки, эта косынка. Аврора кокетничала с ней в ответ. Значит, вот как женщины говорят, что нравятся друг другу? Я сомневался: действительно ли это игра? Или — способ что-то доказать мне? Отдает ли Аврора себе отчет в том, что она делает у меня на глазах, или она это делает именно потому, что я этому свидетель? Несколько минут спустя незнакомка пригласила нас посетить подсобное помещение, куда был вход через небольшую лестницу, и закрыла на задвижку дверь магазина. Аврора развлекалась. Она испытывала на мне каждый источник своего очарования. Она бросала на меня короткие взгляды, которые означали: «Ты видишь, никто не устоит передо мной, и я хочу, чтобы ты это знал…» С момента, когда мы вошли в эту комнату, заполненную пюпитрами, клавесинами и арфами, она делала вид, что ее занимают только инструменты, оставив витать в воздухе другое, неясное намерение. Потом она взяла свою косынку и обвила ее, будто предлагая подарок, вокруг шеи незнакомки, которая, растерявшись, не говорила ни слова.
— Она вам очень идет…
И, улыбаясь, она завязала косынкой глаза незнакомки, которая была обескуражена такой дерзкой храбростью. Ослепленная, не знающая, что произойдет, она почти вытянула руки. Это было одновременно и смешно, и трогательно.
Неожиданно Аврора повернулась ко мне, взяла мою руку и увлекла прочь, не сказав ни слова несчастной, которую мы бросили в таком смешном положении. Когда мы оказались на улице, она покатилась со смеху, я тоже смеялся. Ей понравилась эта жестокая шутка. Она удостоверилась в своей способности обольщать. Остальное ее не интересовало.
— Не правда ли, смешно? Можно делать с людьми что угодно. Они всегда согласны…
Потом в ресторане нам, как и в первый день, подали устрицы и белое вино. Цветочницы на площади продавали букеты. Она меня попросила купить ей несколько лилий, которые заткнула за ленту шляпки. Она меня поцеловала. Мы смеялись над всем. Над этой бедной женщиной и над ее клавесинами. Над ее порочностью, которая стоила нашей. Над косынкой, которая была потеряна в деле. Глаза Авроры блестели. Из них бил просто фонтан свежести и иронии. Когда-нибудь мы любили друг друга так легко?
48
На следующий день я снова встретился с Анжеликой. Я ей позвонил, как было условлено, и мы встретились в ресторане гостиницы, где каждый, от швейцара до официантов, обращался к ней, как к своей родне. Накануне в саду при закатном освещении я не разглядел как следует ни ее морщин, ни ее глаз, таких черных, что в них не было видно зрачка. Они сейчас блестели на ее лице, как два куска оникса в центре мозаики.
Что еще она собирается рассказать мне? На что она надеется? Во всяком случае, эта женщина любила Аврору. А сейчас уже не любит.
— На чем мы остановились? Ах, да, итальянец… Я с ним познакомилась через одну из моих девочек… Да, у меня всегда были хорошие девочки в моей маленькой семье… Они были такими же одинокими, как я когда-то, я им представляла богатых мужчин, все развлекались…
Так, выходит, Аврора была нанята для такого сорта развлечений? Она перебила меня:
— Нет, с Авророй было по-другому. Пять лет назад она еще не была красавицей. Тело подростка, маленькая грудь, никакого умения жить, да еще и нелюдимость…
Она готова была предаться ностальгии.
— Если бы меня там не случилось, Аврора никогда не узнала бы о своей красоте…
Однако ностальгия отступила.
— У Авроры не было шансов. Она росла в отвратительной семье. Ее отец был особенно темной личностью. Он ее заставлял раздеваться перед ним, и бедный ребенок так и не смог забыть этого первого унижения…
Итак, Аврора устроилась в Сен-Клу. Она была полезна Анжелике, помогала ей организовывать ужины и приемы и справлялась с этим с естественной элегантностью, которая производила хороший эффект. Та, в свою очередь, испытывала к ней чувства, природа которых была мне неясна. Она дарила ей платья. Она предложила ей услуги преподавателя польского языка, как она бы сделала для собственного ребенка. Она ее возила повсюду. Она очень любила присутствие этой девочки, покорной и гордой, которая на каждого бросала строгий взгляд.
В этот момент Анжелика изменила тон. Она явно готовилась рассказать о событии, оставившем у нее не самые лучшие воспоминания.
— Через несколько месяцев Аврора освоилась. У нее всегда был вид потерявшейся кошки, но она поняла, что этим можно пользоваться как оружием. Мужчины начали увиваться вокруг нее, она научилась притворству, она обобрала нескольких наивных…
Анжелика весьма гордилась этой девочкой, которая училась у нее жить. Они вместе путешествовали. Много времени проводили в Риме, у итальянца, который посылал лилии.
— Этого я берегла для себя… Он, похоже, был в меня влюблен, хотел убрать мои морщины, подтянуть грудь и даже жениться на мне! Я была не прочь сделаться важной синьорой… Но Аврора повела себя подло. Она делала все, чтобы итальянец, который воспламенялся от пустяка, сошел с ума от нее. И, когда она этого добилась, они оба попросили меня вернуться в Париж…
Она открыла сумку. Поискала золотую коробочку.
— Я была унижена… Я любила Аврору как мать, я вас уверяю… И тогда я поняла, что в самом деле стара.
Зачем было знать об этом больше? Для чего мне были подробности о том, что последовало за этими итальянскими событиями? Все, что я узнал, показалось мне предсказуемым и бесполезным. Я хотел это сказать Анжелике, когда она, ловко подгадав момент, метнула на меня дьявольский взгляд:
— Я полагаю, вы бы очень хотели знать, что произошло потом?
Я сделал было жест отказа, но она добавила:
— Тогда, чтобы об этом знать больше, нужно мне дать деньги, много денег…
Я был поражен. Она спокойно смотрела на меня. Мы были одни в этом ресторане. Она отбросила свои обвораживающие манеры и теперь вела переговоры как деловая женщина, которая предлагает свои условия.
