Лорд Тривейн с досадой вздохнул. Его терпение уже иссякло, доведенное до края всем этим доброжелательным и в то же время назойливым интересом к его личной жизни.
— Питер, ты играешь с огнем. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы принимать всерьез твой лепет. Но другим эта… безудержность, когда ты говоришь все, что в голову взбредет, незнакома. Так что остерегись, Питер, или однажды ты попадешь в передрягу и не сможешь выбраться из нее, — холодно выговорил ему Алекс. — Однако на твой вопрос отвечу. Я никогда не был влюблен в Марианну, впрочем, так же как и в остальных. По крайней мере не настолько, чтобы предлагать женщине руку. Она надоела бы мне еще до истечения медового месяца. Я устал от прыти, с которой они бросаются мне под ноги, вернее, в мою постель, считая, что влюблены в меня или в мой титул и состояние. Последнее представляется мне более убедительным, — язвительно усмехнулся Тривейн. — Мы с Марианной насладились кратким любовным приключением, но, как известно, все имеет начало и конец. Итак, мы распрощались, возможно, чуть скорее, чем я предполагал, и на кого она обратила свои чары впоследствии, меня не интересует. — Он говорил это со странной улыбкой во взоре. — Я говорю с тобой об этом лишь затем, чтобы раз и навсегда покончить со слухами, которые, кажется, заполонили весь Лондон. У меня нет привычки обсуждать свои личные дела с кем бы то ни было… даже с тобой. Но видимо, моя частная жизнь стала общим достоянием и вызывает интерес во всех гостиных и тавернах. Так что по крайней мере пусть у тебя в голове все распутается, прежде чем ты, напившись, неизбежно поделишься с окружающими своими домыслами.
— Право же, Алекс, я оставил привычку распускать язык, тем более о делах своего брата! — виновато воскликнул Питер и возмущенно добавил: — А что касается выпивки, так я могу выпить не пьянея не меньше других. И в любом случае кровь Тривеинов во мне так же сильна.
— Прошу прощения, — слегка поклонился Алекс. — Я знаю, что намеренно ты не скажешь обо мне ничего порочащего… но тебя могут спровоцировать, а в гневе…
Питер одним небрежным глотком прикончил остаток своего бренди и внезапно рассмеялся:
— Проклятие, мне только не хватало драться на дуэли, защищая честь чьей-то подружки! Может, Марианна и красавица, но я всегда считал ее слишком заносчивой Едва удостаивает ответа, и никакого чувства юмора. И делать пустую болтовню за чайным столом предметом спора я тоже не стану! Было бы из-за чего драться!
Алекс расхохотался, запрокинув голову, и Питер с облегчением присоединился к нему. Они стояли друг против друга, высокие и гордые. Сильное семейное сходство породистых лиц подчеркивали надменно выдающиеся квадратные подбородки, ястребиные профили и общая суровость черт, в эту минуту смягченная смехом. Пятнадцатилетняя разница в возрасте совершенно растаяла в мальчишеском безмятежном веселье.
Любовно глядя на более тонкую фигуру брата, Алекс ощутил весь груз своей ответственности за него. Впрочем, его широкие плечи к этому привыкли. Изучающе глядя на Питера, он размышлял о том, был ли сам когда-нибудь таким юным и беззаботным. Жил ли он сам когда-нибудь, не ведая тревог, не зная, какой одинокой пустыней, в сущности, является этот мир? Кажется, целая вечность прошла с тех пор, как чувствовал он теплоту бескорыстной любви, греющей, как добрый огонь очага в холодной ночи, любви, проникающей в самые потайные уголки души. Да, в последние годы он не раз наслаждался любовью, но совсем другого рода. Нынешняя любовь не утоляла жажды, не насыщала, а поглощала и засасывала, оставляя после себя лишь сожаление. Но он привык не ждать иного. Той, другой любви для него больше не существовало.
Он стал лордом, носителем титула в пятнадцать лет, очень юным и неопытным наследником огромных поместий и состояния Тривейнов. Лорд Денет был его опекуном и, помогая выдержать тяжкую новую ответственность, стал ему добрым другом. С помощью преданных управляющих и стряпчих он взял бразды правления Уэстерли в свои руки, обнаружив рачительность и аккуратность.
Однако победа далась ему нелегко. Пришлось выдержать не одну битву, так как молодого маркиза сочли легкой добычей некоторые нечестные управляющие, озабоченные лишь тем, как набить собственные карманы, и якобы близкие друзья отца, утверждавшие, что покойный задолжал им деньги… О, разумеется, без всяких расписок, договор был скреплен рукопожатием… А еще были дружеские советы невесть откуда взявшихся отцовских приятелей, большинство из которых оказались обладателями юных дочерей и нищих поместий; доброжелатели намекали на старинные тайные соглашения насчет брака детей, ведь молодой маркиз был таким заманчивым женихом.
Однако обвести вокруг пальца лорда Денета было непросто. Окружив себя армией адвокатов, он сумел удержать хищников на расстоянии, пока новый маркиз не стал на ноги и не смог сам за себя постоять.
В такой обстановке проходило взросление юного маркиза. У него никогда не было возможности быть веселым и беззаботным, морщины прорезали его лоб еще до двадцати лет, впрочем, ничуть его этим не обеспокоив. Упущенные радости юных лет он с лихвой наверстал в последние годы, живя бурной жизнью в Лондоне и на континенте.
Никто не мог предположить, какие далеко идущие последствия будет иметь смерть его отца. Он был убит на дуэли вскоре после рождения второго сына… убит противником, выстрелившим раньше времени. Алекс помнил отцовскую силу, тот был человеком действия, любившим балы и вечера с друзьями, игру и охоту. Он умел наслаждаться жизнью во всей ее полноте, но деловой хваткой был обделен. Поместья он предоставлял самим себе, годами не интересуясь состоянием дел. Однако Уэстерли поддерживался в хорошем состоянии частично благодаря усилиям матери. Там до сих пор сохранялся великолепный поместный дом.
Однако леди Тривейн не довелось пожить там в свое удовольствие, не суждено было увидеть, как вырастет ее младшенький. Природа уравняла счет, взяв ее жизнь за рождение новой.
Алекс всегда горько сожалел о том, что Питер так ее и не узнал. Не будет больше на свете другой такой. Она была единственной женщиной, вызывавшей у него доверие. Он помнил ее ясные голубые глаза, как две капли воды похожие на глаза Питера, помнил, как она смеялась, поддразнивая его, позволяя вытягивать из прически блестящие золотые локоны, как крепко обнимала его, укладывая спать. Каждый день она превращала в праздник, каждый вечер перед ярким огнем большого камина мир преображался в волшебную страну, полную фей и эльфов, кровожадных пиратов и отважных рыцарей. Она дарила ему любовь и чувство защищенности, навсегда утраченные с ее смертью. Смерть обманула его, но по крайней мере ему принадлежали воспоминания. У Питера и этого не было.
Со временем он свыкся с определенным образом жизни и принял его. Он редко посещал Лондон, разве что по делам. Сначала, становясь старше, он тосковал по друзьям, по веселью и развлечениям лондонской жизни, по всему, что могла дать столица молодому человеку. Но время шло, и он взрослел быстрее своих друзей, продолжавших жить легко и беззаботно. Здоровое сельское житье-бытье заставило его возмужать, и руки у него стали крепкими и загорелыми, не то что мягкие, лилейно-белые, как у городских джентльменов. Даже когда после добровольного многолетнего изгнания он вернулся в Лондон, совсем забыть тот образ жизни он не смог. Его мускулы оставались мощными, твердыми, он был необычайно вынослив и силен, наслаждался боксом, фехтованием и верховой ездой и совершенно был не способен разыгрывать изнеможение после легкого галопа, как любили делать некоторые его сверстники.
