– В темноте?
– Да, теперь-то я понимаю – это было не самое умное решение, но все было бы в порядке, если б циклон пришел не так быстро.
– Я тоже не рассчитала. Так по-дурацки задремала и… Что случилось? – спросила Лилли, заметив, что он часто-часто моргает, словно отгоняя дурноту. – Обморок?
– Возможно. Проклятое головокружение.
Лилли встала и положила руки ему на плечи.
– Надо откинуться назад и положить голову на подушку.
– Если я потеряю сознание, приведи меня в чувство. Не давай мне спать. Я не должен засыпать с сотрясением мозга.
– Ладно.
Но он все-таки не хотел ложиться.
– Я испачкаю кровью твою кушетку.
– Вряд ли это имеет значение, мистер Тирни, и к тому же это больше не моя кушетка.
Он сдался и позволил ей уложить себя на диван. Лилли положила ему под голову диванную подушку.
– Так лучше?
– Да, спасибо.
Лилли никак не могла согреться даже в пальто. Она вернулась ко второму дивану и набросила себе на плечи вязаный плед.
– Больше не твоя кушетка? – спросил Тирни с закрытыми глазами. – Я слыхал, что дом продается. Он продан?
– Сделка состоялась вчера.
– Кто его купил? Кто-нибудь из местных?
– Нет, пожилая пара из Джексонвилла, Флорида. Хотят проводить здесь летние месяцы.
Тирни открыл глаза и обвел взглядом комнату. Коттедж был снабжен всеми современными удобствами, но был построен и отделан в деревенском стиле и гармонировал с горной местностью. Простая массивная мебель была создана для удобства и уюта, а не для показухи.
– Они купили себе потрясающий летний дом.
– Да, это верно. – Лилли тоже оглядела комнату, словно оценивая надежность конструкции. – Мы тут продержимся, да? Я хочу сказать, пока буря не утихнет.
– Откуда поступает вода?
– Из резервуара на плоскогорье где-то посредине между домом и городом.
– Надеюсь, трубы еще не замерзли.
Лилли обогнула буфетную стойку, отделявшую жилую комнату от кухни.
– Вода у нас есть, – объявила она, открыв кран.
– Есть, во что ее набрать?
– Кухонная утварь была продана вместе с домом.
– Начинай заполнять все горшки и кастрюли, какие найдешь. Нам нужно собрать как можно больше питьевой воды, пока трубы не замерзли. Хорошо, что ты захватила с собой всю эту еду. С голоду не умрем.
Лилли нашла глубокий сотейник, в котором когда-то готовила индейку на День благодарения[11], и поставила его в раковину под открытый кран. Вернувшись в комнату, она указала на камин:
– Дрова сложены на крыльце.
– Да, но пока мы входили, я заметил, что они отсырели и бревна не расколоты.
– Наблюдательность – ценная черта.
– У меня действительно есть способность не упускать детали.
– Да, я заметила.
– Когда?
– Что – когда?
– Когда ты заметила, что у меня есть способность не упускать детали? Сегодня или в тот день прошлым летом?
– Думаю, оба случая сыграли свою роль. На подсознательном уровне, – пояснила Лилли, а сама подумала: интересно, каких именно деталей, касающихся ее особы, не упустили его пронзительно-синие глаза в этот вечер и в тот памятный день в прошлом июне?
– Зачем ты ему звонила?
Этот вопрос показался ей настолько неуместным, что Лилли растерялась. Она взглянула на свой сотовый телефон, который положила на кофейный столик, чтобы сразу достать, если он зазвонит.
Не давая ей времени для ответа, Тирни продолжал:
– Я слыхал, ты развелась.
– Мы развелись.
– Так зачем же ты ему звонила?
– Датч теперь работает начальником полиции Клири.
– Об этом я тоже слыхал.
– Это его работа – разбираться с экстренными ситуациями, вызванными бурей. У него есть и власть, и возможности, чтобы организовать помощь и вызволить нас отсюда.
Тирни несколько секунд молчал, потом бросил взгляд на дверь.
– Никто сюда сегодня не придет. Ты это понимаешь?
– Да, думаю, сегодня мы предоставлены сами себе, – кивнула Лилли. Ей вдруг стало неловко, и она глубоко засунула руки в карманы пальто. – Ой, аптечка! – вскрикнула она, нащупав коробочку в кармане. – Я чуть не забыла.
Лилли вытащила ее из кармана. Это была маленькая белая пластмассовая коробочка с красным крестом на крышке, из тех, что заботливые мамаши кладут в рюкзачок своим дочкам перед походом или баскетбольным матчем. Лилли открыла ее и осмотрела содержимое.
– М-да, негусто. Но тут есть салфетки с антисептиком, можно хотя бы прочистить рану. – Она взглянула на него в нерешительности. – Хотите сами снять шапочку или доверите мне?
– Лилли?
– А?
– С каких это пор мы стали на «вы»?
Она смущенно пожала плечами:
– Ну, я не знаю… Мне кажется, это как-то больше подходит… к обстоятельствам.
– А обстоятельства состоят в том, что мы застряли здесь на неопределенное время и друг без друга нам не выжить, верно?
– Согласитесь, положение весьма неловкое.
– Почему неловкое?
«Он что, действительно не понимает или дурака валяет?» – нахмурилась Лилли.
– Потому что, если не считать того дня на реке, мы практически незнакомы.
Он встал и медленно подошел к ней, заметно пошатываясь.
– Если ты считаешь, что мы друг другу чужие, значит, тот день на реке запомнился тебе не так, как мне.
Она отступила на шаг и покачала головой, то ли прогоняя воспоминания о ярком солнечном дне на реке, то ли отстраняясь от него. Что ею двигало, она сама не знала.
– Послушай, Тирни…
– Слава тебе господи! – Он ослепил ее своей заразительной улыбкой, которая, увы, слишком хорошо запомнилась ей с прошлого лета. – Я опять стал просто Тирни.
* * *
– Тирни? – переспросил старший специальный агент Кент Бегли.
– Так точно, сэр. Бен Тирни, – подтвердил специальный агент Чарли Уайз.
В ставке ФБР в Шарлотте у Чарли Уайза было прозвище Филин, и все называли его именно так. Он носил очки в черепаховой оправе с толстыми круглыми линзами, поэтому прозвище прижилось. Филин, как известно, символ мудрости, поэтому Чарли Уайз не обижался.
